Антипин, В.В. Избранное : стихотворения / В. В. Антипин; сост., вступ. ст., лит. редактирование текстов В. Г. Соколова. – Иваново : Издатель Епишева О. В., 2013. – 124 с.
ISBN 978-5-904004-39-2
УДК 882-1
ББК 84(2Рос=Рус)6-5
А 72
Формат 70х100 1/32. Гарнитура Petersburg. Печать офсетная. Бумага офсетная. Печ. л. 3,88. Усл. печ. л. 5. Уч.-изд. л. 3,05. Тираж 500 экз.
«Я не классический поэт,
я тень пехотного солдата...»
О новой книге Вениамина Антипина
* * *
Не первый год пристально слежу за развитием уникального творческого сюжета, имя которому – «поэт-фронтовик Вениамин Антипин». Мне довелось писать о нём в прессе, готовить и аннотировать подборки стихов Вениамина Васильевича для публикации в альманахе «Откровение» и в «Рабочем крае», быть автором предисловия к одной из его книг.
В очень короткий срок – с 2005 по 2012 год – вышли в свет пять поэтических сборников Антипина: «Стихи», «Прощание с Музой», «Дорога к Богу», «Война и мир», «Нет, разлуки не будет» (не считая ещё более раннего сборничка экспромтов). В наши времена, столь неласковые даже к профессиональным авторам, порой даже и не чающим выхода своих произведений к читателю, – уже сам этот факт почти фантастичен. Ну, удастся разок-другой издаться за свой счёт; ну, глядишь, повезёт со спонсором… Но чтобы – так! Да ещё если учесть, что первая из перечисленных книжек вышла, когда её автору исполнилось восемьдесят три, а пятая – в год его 90-летия!
Разгадку феномена следует искать в стечении ряда обстоятельств – и горьких, и счастливых.
* * *
Первое из этих обстоятельств относится к трагическим событиям более чем семидесятилетней давности. Тогда, в июле 1941-го, девятнадцатилетний ивановский юноша-романтик Вениамин Антипин ушёл добровольцем на фронт. А уже в сентябре, успев с лихвой хлебнуть грязно-кровавого месива куда как неромантичной военной страды, в ее самые первые, самые окаянные месяцы, он оказался в эвако- и тыловых госпиталях, где довелось ему, искалеченному на всю жизнь, пройти ещё одну, долгую и мучительную школу выживания.
…Из моего послевоенного детства в родном Ростове-на-Дону осталось в саднящей памяти: дощатые «голубые Дунаи» – бесстыдно крашенные в этот безмятежный цвет стандартные пивные, где с утра до вечера клубились в неприкаянной тоске обрубленные, искуроченные телом и душой вчерашние фронтовики… До сих пор слышу подшипниковое жужжание по асфальту самодельных каталок, на которых разъезжали по базарным площадям просящие подаяния безногие инвалиды… В страшном реестре наших потерь – сколько их было, этих не учтенных статистикой, отчаявшихся, сломленных войной душ и судеб…
Не буду пересказывать послевоенную биографию фронтовика Вениамина Антипина, после долгих госпитальных мытарств приковылявшего на костылях в 1942- м в родное Иваново. О ней рассказано в предисловиях к другим его книгам, в журналистских очерках, в какой-то мере – и в его стихах. И вот оно – второе из обещанных читателю обстоятельств: могучий дар жизнелюбия в этом человеке, его упрямое несмирение перед навалившейся бедой. Нет, эту судьбу войне было не перечеркнуть! Окончил вчерашний солдат юридические курсы, в качестве следователя прокуратуры сражался с уголовщиной и вновь чудом остался жив – после двух покушений на него. А с 1952 года, уже с дипломом энергоинститута, много лет проработал инженером-энергетиком в Иванове и на Севере, на пенсию ушёл с должности заместителя управляющего «Ивэнерго» и в звании почётного энергетика Российской Федерации. Вырастил дочь и сына, ставших научными работниками.
Человек яркий, наделённый свойством обрастать людьми талантливыми, увлечёнными, верными в дружбе, Вениамин Антипин и сам не мог не иметь в душе особой, заветной творческой струнки. Поэзия, его alter ego, с юности стала для него и постоянной спутницей, и верной подругой, а в дни житейских ненастий – и целебной травой. Первые его стихотворные опыты датированы тем самым 1941-м годом. Читатель этой книги сам может убедиться в том, что уже тогда в стихах Антипина просверкивали по-настоящему яркие строки, окрашенные неподдельным лирическим чувством. Об этом речь ещё впереди, сейчас же замечу: ну просто не могли рано или поздно не пробиться на волю эти ростки! Похоже, о том позаботился сам господь Бог, наделив Антипина завидным долголетием и дав ему возможность, когда завершилась круговерть «трудовых буден», уйти с головой в любимое и самое заветное занятие.
И вновь – счастливые обстоятельства. Они и в том, с каким сердечным огнём взялись за подготовку к публикации стихов поэта его дети – Ирина и Александр. И в том (вот добрый пример для многих!), с каким уважительным участием отнеслись к заслуженному ветерану в Ивановском энергоуниверситете, без поддержки которого не обошлось издание практически всех его книг…
* * *
Но обстоятельства – обстоятельствами, а давайте-ка о закономерностях.
Несмотря на множество ныне существующих проблем в отношении к ветеранам вообще и к ветеранам-фронтовикам в частности, общество наше в последнее время вроде как бы спохватывается: всё меньше остаётся среди нас этих легендарных людей, живых примеров мужества, доблести, самоотречения во имя Отечества. Так что «явление Антипина», тем более такое уникальное, не могло остаться не замеченным – и не поддержанным – ни общественностью, ни в литературной среде.
Другую закономерность я бы отнёс, однако, уже к разряду не очень радующих. Сегодня, когда множится поток литературы, выходящей в свет, минуя издательскую редподготовку, с огорчением встречаешь книги, отмеченные и одарённостью автора, и его стремлением к оригинальности самовыражения, и нетривиальностью содержания, но не дотягивающих хотя бы до нормативно-формального уровня. К сожалению, не миновала чаша сия и прежние поэтические сборники Вениамина Антипина. Наряду со строками, достойными включения даже в самые взыскательные антологии, в них немало случайного и технически недоработанного.
Как же быть в таких случаях? Вопрос этот весьма деликатный, и однозначно на него не ответишь. Одно дело, когда автор сам повинен в своих огрехах, когда он, имея все возможности осваивать литературную технику, попросту чурается этого. И совсем другое, если его вины нет.
Позволю себе привести выдержку из своей статьи о творчестве Вениамина Антипина, опубликованной три года назад в «Рабочем крае»:
«…Во многих стихотворных строках ветерана находим такие подробности подлинно “окопной правды”, которые даже самому талантливому неочевидцу не придумать. Но факты, реалии – это одно, а поэтическое их преображение – всё-таки нечто иное. <…> Говорю об этом, вовсе не желая вывести Вениамина Антипина за рамки поэтического круга. Он, безоговорочно, свой в этом кругу – с Богом дарованным талантом. Даже немногие ранние стихи юноши Антипина позволяют быть уверенным: сложись как-то по-иному его судьба – мы давно уже имели бы в списке ивановских поэтов ещё одно заметное имя. Но судьбу, как известно, не выбирают…»
И далее:
«Творчество Вениамина Антипина достойно самого серьёзного разговора как самобытное поэтическое явление – лирическая летопись души человеческой, опалённой войной, но оставшейся открытой и отзывчивой на красоту нашего противоречивого, сурового и всё же прекрасного мира».
Было бы просто по-человечески несправедливо не прийти на помощь собрату по перу, сама сердцевина творчества которого с очевидностью выводит его за рамки «самодеятельной поэзии».
Так родилась идея совместной работы над предельно «плотным» томиком избранных, наиболее сильных произведений Вениамина Антипина, впервые издаваемых в некоторой литературной редакции.
* * *
Три раздела этой книги – «Человек-солдат», «Час души» и «Времена года» – вот три главные её тематические магистрали.
Лейтмотив первого раздела достаточно традиционен: то печальная элегия, то яростное проклятие войне, безжалостно вырубающей молодой цвет нации. Диапазон аналогий здесь очень обширен – от романов Ремарка и Хемингуэя до повестей «Будь здоров, школяр!» Булата Окуджавы и «Убиты под Москвой» Константина Воробьёва.
Лучшие стихи Вениамина Антипина лишены какой бы то ни было поэтизации войны, они полны её жестоких, непарадных реалий. Некоторое исключение составляет разве что стихотворение «Реальная правда», в котором ночная бабочка над походным костром лишь на несколько мгновений возвращает солдат в волшебную сказку, погружает в сказочный сон – но тут же и сгорает в жестоком огне… А огонь войны у Антипина поистине жесток:
«Сущий ад под небесами. / Зги не видно, чад и смрад, / С обгоревшими усами / Ели чёрные стоят. // Шквал огня. Горячий ветер. / Дым, свинцовая шрапнель. / В перепаханном кювете / Спит пробитая шинель».
«Под огневою метелью / Мы шли по болотам неделю. / Бойцы уходили на дно / Без стонов, без выкриков, тихо, / Им саван не шили портнихи, / Им было уже всё равно – / Лежать ли им в братской могиле, / Иль в ямке суглинистой спать, / Иль гнить безымянными в иле, / Пропавшими без вести стать».
Обернувшись неимоверно тяжкой и смертельно опасной солдатской работой, такая война по-особому леденит сердце, ибо увидена глазами вчерашнего романтика – из племени тех, о ком вот эти строки Антипина:
«Военкоматы и райкомы / Мы осаждали день и ночь, / Но нас седые военкомы / Без разговоров гнали прочь...».
И без иллюзий – в том же стихотворении:
«К позиции нас вывел старшина, / Сказал с ухмылкой, как бы в назиданье: / “Вы так просились – вот вам и война. / Окапывайтесь, быстро! До свиданья”. // Над головою мины верещат, / И каждая – в тебя, как будто, прямо. / Деревья стонут, падают, трещат, / А я со страху дёрн рублю упрямо...»
Всё это навсегда осталось в памяти и снах солдата, чтобы отлиться в такие горькие строки:
«Все мечты, все надежды руша, / Наши судьбы пуская под нож, / Шла война, выжигая души, / Словно юную в поле рожь».
В развитии этой темы у Вениамина Антипина есть две важные вариации.
Рядом с болью в его строчках упрямо пульсирует гордость от сопричастности великому подвигу советского солдата, цену которому не вытравить временем.
«Я не классический поэт, / Я тень пехотного солдата, / Уже размытый силуэт / Тех, кто в огонь шагнул когда-то. / Уже как будто не герой, / Но в той войне моё участье / Холодной вычеркнуть рукой / Ни в чьей – хоть самой-самой – власти. / Не для рифмованной забавы / Я вкладываю в плоть стиха / Войны кровавой потроха / И свет святой солдатской славы».
«...И мне досталось – отступать / Под вражеским огнём, / В воронках после боя спать / И мокнуть под дождём. // Но кто тогда не отступал – / Тот не поймёт солдат. / Кто сам окопов не копал – / Тот не посадит сад. <…> Кто по-пластунски по ночам / Не полз за «языком», / Кто не ходил в атаку сам, / Пусть посидит молчком. // … Опять весенний день встаёт. / Опять в Москве – парад. / И он – всему назло! – живёт, / Наш человек-солдат».
Но рядом с этим и жгучая обида, так понятная многим фронтовым побратимам поэта:
«Не стучал он и дверью не хлопал, / Да, видать, подошёл не так, – / Слишком громко к чиновнику шлёпал / На неверных своих костылях. // И за то целый день бедолага / Просидел возле двери той, / Как отверженный узник ГУЛАГа – / Инвалид Второй мировой. // И почуял он вдруг впервые, / Всей своей оскорблённой душой – / Не в России живёт, не в России, / А в какой-то стране чужой…»
Возможно, скажет кто-то, несколько преувеличен здесь пафос, и зря поэт так обобщает: случай-то частный… Да только ведь, с такой холодной точки зрения, и тот шальной осколок, что ударил когда-то в этого фронтовика, может быть зачислен по реестру всего лишь малых частностей в необъятных хрониках войны: дескать, «лес рубят – щепки летят»… Нет, не так устроено сердце поэта, – в нём неизбывная рана от каждого из миллионов тех былых осколков. Оттого и обретает он право бросить резко, по-солдатски:
«Кто нынче сладко ест и пьёт, / Кто нам руки не подаёт, / Кто не изведал кровь и пот / Страды жестокой, непарадной, – / Пусть он запомнит наперёд: / Нам вечно жить, а он помрёт / На своей куче шоколадной».
* * *
Болевая память поэта о своей фронтовой страде настолько остра, что то и дело она вспыхивает и в других, даже сугубо «мирных» его стихах. Те из них, где это особенно ощутимо, совершенно естественно обосновались в первом, «военном» разделе книги («Детство», «Мечты», «Осенний этюд в саду», «Прощание с Музой»).
Но и в разделе «Час души», где собраны лирические раздумья поэта, образцы его любовной лирики, стихи гражданско-публицистического звучания, нет-нет да и встаёт неизбывная «тень пехотного солдата».
«Старость – не радость, / Но жизнь продолжается, / Сердце желает узнать: / Где моё счастье / Так долго шатается? / Где же его отыскать? // Детство промчалось – / Его не заметил я. / Юность украла война. / Старость подкралась, / И та не ответила, – / Может, ответит страна?»
«Я любил тебя когда-то, / Было времечко – ушло, / И что было сердцу свято, / Стылым ветром унесло. <…> Эта грустная утрата / До сих пор ещё остра / В сердце бедного солдата / У погасшего костра».
Лирический настрой в стихах этого раздела контрастен. Элегические и даже порой мрачноватые интонации, когда речь идёт о глубоко осенней поре жизни и о том, что мы зовём неизбежным, то и дело озаряются яркими вспышками удивительно молодого мироощущения. Сравните, например, даже в ритмах:
«Но редко в старости душа / Поёт. Уж в ней бесплодно семя. / Тем боле, если ни гроша / Душа не стоит в наше время».
«Солнце греет, сердце млеет, / Расцвела сирень в саду, / И душе уже теплее, / И душе уже светлее, / И о прошлом не жалею, / И опять чего-то жду…»
Антипин и в своей «мирной» лирике остаётся солдатом – как тот упрямый листок в стихотворении «Осенний этюд в саду»:
«Лист с деревьев сбит дождями, / Лишь на яблоньке – шальной, / Притаился меж ветвями / И дрожит один, родной. // Ветер треплет бедолагу / Так и сяк, спешит сорвать. / Лист как будто дал присягу – / Не желает улетать...»
* * *
Искренность и чистота лирического чувства, отшлифованные долгой и славной жизнью, замечательная зоркость на красоту окружающего мира особенно впечатляют в стихах Антипина о природе, в тонких пейзажных зарисовках и миниатюрах, собранных в разделе «Времена года». В них сказывается и ещё одно дарование поэта – незаурядного художника-живописца. Заметно, что при этом он отдаёт явное предпочтение двум календарным циклам – весне и осени, соответствующим неким переходным состояниям души, но непременно у Антипина связанным с надеждами.
Вот весна:
«Ручейки и капели, / В небесах синева. / На пригорке у ели / Оживает трава. // Почернели сугробы, / Снег сползает с полей, / Март торопится, чтобы / Окрылить журавлей».
Вот осень:
«Безмолвен лес. / Лишь шорох веток слышен. / Шуга плывёт / Остывшею рекой. / И будто сыплет / Лепесточки вишен / Пороша на сады / Холодною рукой. // А мне всё снится: / Гомон птичьих песен, / И птичьи стаи, / На манящий зов / Летящие / В свои родные веси, / Чтоб гнёзда вить / И выводить птенцов».
И для любой поры у него – яркие, чистые краски, зорко увиденные детали пейзажа:
«Сиреневый, розовый, жёлтый, / Малиновый – в снегиря, – / Осень дарит офорты / Листьями сентября».
«Сосулек звончатые стрелы / Мерцают чистым жемчугом, / А снег летит – / пушистый, белый – / За разукрашенным окном…»
«Голубым раздольем нас манили нивы, / Муравьи по тропкам уводили в бор. / И куда ни глянешь – сказочно красивый / Расстилался пёстрый бархатный ковёр. // Васильки, ромашки, кашки, медуницы, / Иван-чай лиловый и чертополох, / Лютик, незабудки, кустики кислицы, / Чернобыльник сизый и лесной горох».
Возможно, я несколько злоупотребляю цитированием, но что поделать – поэтическая живопись есть живопись, её не перескажешь…
* * *
Очевидная черта поэзии Антипина заключается в том, что она, по преимуществу, всё-таки поэзия воспоминаний, поэзия-дневник – идёт ли речь о каких-то ситуациях или о сохранённых в яркости своей ощущениях минувших дней. И именно в этом, помимо прочего, её немалая ценность.
Думаю, что книга избранных стихов Вениамина Антипина будет интересна не только людям, умудрённым жизнью, – как зеркало и аналог собственному мироощущению. Хочется верить, что и умный молодой читатель найдёт в ней повод задуматься о том, что ничто не только не вечно, но и не ново под Луной, в том числе и сама молодость. И чьё-то доверительное повествование о том, какие чувства и мысли ждут тебя за её порогом, – далеко не бесполезная прививка от возможного уныния, разочарований и потери самого вкуса жизни. А разве не такую прививку и дают нам стихи поэта-ветерана?
Что же касается строгих знатоков и ценителей поэтического слова, которые, наверное, заметят в этих стихах какие-то шероховатости (а они, безусловно, есть), хотелось бы напомнить: поэзия, застёгнутая на все пуговицы, в принципе, всегда плоха, даже облачённая в безупречную форму, а распахнутая, искренняя – всегда хороша, даже если она не так уж стильно одета. Мне нравится мысль режиссёра Андрея Кончаловского о том, что художник от нехудожника отличается тем, что он способен сообщить чувство. А именно этого у Вениамина Антипина не отнимешь.
И последнее. «Людей неинтересных в мире нет. Их судьбы – как истории планет», – сказал когда-то Евгений Евтушенко. Поэтическое слово Вениамина Антипина, раскрывающее перед нами одну из таких ярких и непростых историй, – убедительное тому подтверждение.
Виктор СОКОЛОВ,
член Союза писателей России,
заслуженный работник культуры РФ