О. А. Монякова (Ковров)

ОФЕНИ: ИСТОРИОГРАФИЯ ВОПРОСА

Почти полтора столетия отделяют между собой два периода всплеска научного и общественного интереса к такому своеобразному явлению русской жизни, как офенство. Историографию вопроса условно можно поделить на четыре периода, причем перерывы между ними то были очень короткими или отсутствовали вовсе, то составляли почти целое столетие.

В первую очередь исследователей привлек своеобразный язык, на котором изъяснялись офени, и одной из первых публикаций по данному вопросу следует считать «Сравнительный словарь всех языков и наречий» П. С. Палласа 1789 года [1], в котором в качестве особого языка-наречия приводились «суздальские» слова. «Суздала» – самое старое название офеней, так как практически весь регион их бытования до административных реформ Екатерины II входил в Суздальский уезд. Правда, Паллас еще не относил его к особому искусственному языку определенной группы людей, занимавшихся торговлей, но связь суздальского наречия с занятием торговлей видел: «Что касается до суздальского наречия, то оно есть смешанное частно из произвольных слов, частно из греческих, в российские обращенных… Торга, кои от Суздаля производились даже до Греции, могут изменению сему быть причиною» [2].

Первый период изучения вопроса можно с полным основанием определить как лингвистический по причине того, что обусловлен он начавшимся в российском обществе интересом к русскому языку. Почти все работы этого сравнительно короткого периода были напечатаны в нескольких выпусках «Общества любителей российской словесности» за 1820, 1822 и 1828 годы [3]. Основная дискуссия развернулась по вопросу целесообразности изучения данного наречия, которое было признано необходимым для составления полных словарей русского языка. В этот период фактически была создана первичная основа для изучения условной речи, бытовавшей на территории России в конце XVIII – первой трети XIX вв.

Первым и основным исследователем стал стряпчий Владимирской удельной конторы А. Успенский, в 1820 году впервые осуществивший вместе с Д. И. Дмитревским более или менее систематизированную фиксацию офенских слов, а также первую публикацию текстов на «непонятном» офенском языке [3].

Первый обстоятельный анализ языка на основе публикаций А. Успенского был сделан в 1822 году членом общества Михаилом Макаровым, который высказал мысль, поддержанную позднее некоторыми другими исследователями [4], о том, что офенский язык обязан своим происхождением не торговцам-ходебщикам, а является отголоском языка, на котором разговаривали люди, жившие здесь до славянской колонизации: «20 часть Трудов принесла мне особенное удовольствие. Я с жадностью читал и рассматривал собрания провинциальных слов… Быть может, они покажут драгоценные остатки языков первобытных, языков, потонувших в силе Славян, а затем уже в силе Русских» [5].

В 1828 году А. Успенский был переведен в Саратовскую удельную контору, и печатание его материалов оборвалось. Тем не менее, благодаря ему и другим исследователям была заложена первичная основа для изучения условной речи, бытовавшей на территории России в конце XVIII – первой трети XIX вв.

В 1839 году в «Отечественных записках» увидела свет уже названная выше статья И. И. Срезневского «Афинский язык в России», основным источником данных для которой стал «афенянин» из Владимирской губернии. Считая офенский язык природным, таким же, как наречие «владимирское» или «костромское», автор приводит не только лексику этого своеобразного языка, но и образчик песенного творчества. Вот фрагмент песни торговца-коробейника:

«Ой и масс не смурак, а ламон карюк.
По турлу хандырю, коробей нарю.
Коробей нарю, карючков вершаю.
Карючок клевенек, тудонной вербушок,
Сквоженька красимка – гальм да красима.
Погорби басва масса, закуравлю с басвой.

Ой и я не дурак – молодой молодец.
По селу хожу да короб ношу.
Короб ношу, на девиц гляжу.
Девочка милочка, черный глазок,
Личико красиво – кровь с молоком.
Полюби ты меня, заживу я с тобой.

К середине XIX в. увеличилось число публикаций об офенях. И здесь в первую очередь мы должны сказать, что с 1847 года начал печатать свои исследования К. Н. Тихонравов, известный владимирский краевед, на момент начала публикаций – помощник производителя работ Владимирского губернского статистического комитета [6]. Он, пожалуй, первый основным предметом своего изучения сделал не офенский язык, а самих офеней, обстоятельно обрисовав их занятия и образ жизни. Он же был сторонником греческого происхождения термина «офеня», связав воедино большое переселение греков на Русь в XV в. и занятия шуйских жителей издревле торговлей мелочным товаром и табаком, в том числе и на Украине. Таким образом, согласно Тихонравову, первыми офенями на Руси были шуяне, а затем, в конце XVII столетия, когда в г. Шуе и окрестностях «стала развиваться мануфактурная промышленность, и, с постепенным расширением круга ее операций, офенская торговля между жителями Шуйского уезда выгодно заменилась работами на фабриках и заводах шуйских и ивановских мануфактуристов. С этого же времени, как будто взамен шуян, офенскою торговлей стали заниматься в Ковровском уезде, в казенной Алексинской волости».

Первый этап изучения явления под названием «офенство» подготовил почву для начала следующего, так называемого «далевского» периода. Поводом для особого внимания к офеням и опять же, главным образом, к их языку послужил возникший в 1850-е годы в правительственных кругах интерес к раскольникам, к их контактам между собой не только внутри России, но и за ее пределами. Власти казалось, что их связи осуществлялись на офенском или близком к нему языке. Возникла идея проверить это предположение. В связи с чем Министерство внутренних дел, а точнее Особый секретный комитет при Министерстве в лице графа Л. А. Перовского, обратилось 9 января 1854 г. к В. И. Далю. В письме графа Перовского Далю сообщалось о «главном местопребывании офеней… в юго-восточных уездах Владимирской губернии» и о желательности составить словарь их «искусственного» языка. «Такой словарь, – продолжал граф, – может иметь интерес не только этнографический, но и правительственный, потому что на офенском языке производится часто переписка наших раскольников» [7].

К тому времени Даль жил, как известно, в Нижнем Новгороде, служил управляющим удельной конторой и уже был известен своим интересом к условным языкам, написал свою знаменитую статью «О наречиях русского языка», опубликованную в 1852 году в «Вестнике Императорского Русского Географического Общества» (СПб., 1852. Ч. 6. Кн. 1. Отд. IV). В этой статье Даль сообщает точные географические и приблизительные хронологические координаты бытования офенского языка. Отметив, что «начало его неизвестно», Даль указывает его родину: Алексинская волость Ковровского уезда Владимирской губернии, откуда, по его мнению, «уже в 1700 году рассыпались ходебщики, коробейники по всей России, называя себя странным именем Масыков». На наш взгляд, здесь В. И. Даль ошибся, так как не располагал историческими документами, которые свидетельствовали о том, что первые торговцы-ходебщики известны уже с XV в. и они не были из с. Алексино.

У Даля уже был накоплен материал, но, чтобы словарь оказался полным, исследователь попросил дать распоряжение о дополнительном сборе материала в уездах Владимирской губернии. Было дано предписание управляющему Владимирской удельной конторой «собрать в Ковровском и Гороховецком уездах возможно большее количество офенских слов». Кроме того, Даль испросил разрешения «послать туда из Нижнего Новгорода способного на это дело удельного чиновника». Им стал чиновник его конторы И. Лури, который сначала отработал в Костромской губернии с языком шерстобитов, а затем отправился во Владимирскую губернию. Здесь управляющий удельной конторой передал ему две тетради офенских слов, собранных служащими Ковровского и Вязниковского уездов [8].

В контексте сказанного обращает на себя внимание публикация современного исследователя В. Баделина, который, ссылаясь на неопубликованные записи савинского краеведа Ю. Лапина, утверждает, что В. И. Даль бывал в с. Алексино, и даже публикует фотографию дома, где он якобы останавливался [9]. Нам кажется, местный старожил, чьи воспоминания записал Ю. Лапин, перепутал В. И. Даля с И. Лури, который и занимался сбором материала для Даля.

Обработка материала, собранного Лури, была завершена в конце 1854 года, и готовый словарь был отослан в Петербург. Занятие офенскими материалами способствовало более глубокому осмыслению данного социально-лингвистического феномена.

Третий период исследований офенства можно условно датировать концом 1860-х гг. до 1914 года. Он обусловлен развитием краеведения, особенно купеческого, и открытием земских учреждений, с которых и началось планомерное изучение социально-экономической составляющей жизни регионов.

Здесь обращает на себя внимание обстоятельная работа Н. Трохимовского, опубликованная в 1866 году в «Русском вестнике» [10]. Рассуждая о бытовании офеней, исследователь высказывает мысль о том, что офенством занимались жители тех местностей, где не имелось другого более выгодного занятия: «Местность, занимаемая офенями, занята ими не сплошь; в тех селах, где жители имеют другое выгодное занятие и ремесла, офеней нет; так в Холуе, где жители занимаются иконописью, во Мстере, в Стеголицах Ковровского уезда, где они заняты портняжеством». Автор также провел любопытное статистическое исследование влияния занятия офенством на рождаемость, смертность населения и количество незаконнорожденных детей в такой местности. Изучив сведения из Владимирской духовной консистории по Ковровскому, Вязниковскому и Гороховецкому уездам за 1855—1865 гг., он сделал вывод, что «в трех уездах, где преимущественно сосредотачивается офенство: 1) среднее число родившихся в означенные 10 лет менее сравнительно с остальными 10 уездами; 2) среднее число умерших менее; 3) среднее число незаконнорожденных более, чем в остальных уездах, за исключением Шуйского уезда, где среднее число незаконнорожденных значительно более, чем в каждом из уездов, населенных офенями».

Выводы эти вполне соотносятся с бродячим характером офенского промысла и сравнительной состоятельностью тех, кто им занимается.

Проанализировал Трохимовский и влияние занятия офенством на грамотность населения, придя к заключению, что последнее не стимулирует посещение школ. Например, в Ковровском уезде, где так было распространено офенство, количество мальчиков и девочек, посещавших школы, ниже всех других, исключая Судогодский уезд.

Несомненный интерес для нас представляют работы Я. П. Гарелина и И. А. Голышева [11]. Так, Я. П. Гарелин в своей работе «Суздала, офени, или ходебщики» дал подробную роспись населенных пунктов, в которых на тот период занимались офенской торговлей – 4 города (Шуя, Ковров, Вязники, Гороховец), 40 сел и 99 деревень.

И. А. Голышев, констатируя упадок офенского занятия, между тем, заключает, что «вероятно, офенство никогда совсем не уничтожится и никакие препоны не остановят его; может быть, что оно будет не так сильно в оборотах, как прежде, но мелочная торговля их должна остаться за ними точно так же, как существуют разносчики по столичным и губернским городам».

И, наконец, современный период изучения проблемы, который начался на рубеже XX и XXI веков, после многих десятилетий забвения, еще раз убеждает нас в актуальности проблемы, тем более что мы до сих пор используем в своей разговорной речи некоторые слова из офенского языка, не задумываясь об их корнях.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Паллас П.С. Сравнительные словари всех языков и наречий, собранные десницею всевысочайшей особы (Екатерины II). Ч. 1—2. СПб., 1787—1789.

2. Там же. «Предисловие от издателя».

3. Успенский А.А., Дмитревский Д.И. Слова неизвестного (офенского) языка // Труды общества любителей российской словесности. Ч. ХХ. М., 1820. С. 137—138; Успенский А. Продолжение офенского наречия // Труды… Ч. I. М., 1822. С. 322—324; он же. Сравнение офенских слов с напечатанными в «Трудах общества» словами неизвестного языка, употребительными у жителей разных российских провинций // Труды … Ч. VII. М., 1828. С. 285—294.

4. Срезневский И.И. Афинский язык в России // Отечественные записки. 1839. Т. V. Август. Отд. VII. С. 1—12.

5. Труды общества любителей российской словесности. Ч. I. М., 1822. С. 287—291.

6. Тихонравов К.Н. Офени // ВГВ. 1847. № 6. Часть неофиц. С. 25—27; он же. Офени Владимирской губернии и словарь искусственного офенского языка // ВГВ. 1855. № 15. Часть неофиц. С. 113—115; он же. Еще несколько слов искусственного офенского языка // ВГВ. 1856. № 8. Часть неофиц. С. 58—59 и др.

7. Печ. по: Бондалетов В.Д. В. И. Даль и тайные языки в России. М., 2004. С. 27.

8. Там же. С. 31.

9. Баделин В. Дали Владимира Даля // Баделин В. Земля Иванов. Историко-литературные очерки. Иваново, 2004. С. 177—183.

10. Трохимовский Н. Офени // Русский вестник. 1866. Т. LXIII. Июнь. С. 559—593.

11. Гарелин Я.П. Суздала. Еще несколько слов о ходебщиках-офенях // ВГВ. 1857. № 39—40; он же. Суздала, офени, или ходебщики // Вестник Русского Географического Общества. 1857. Ч. XIX. Кн. II. Отд. II. С. 98—108; Голышев И.А. Офени – торгаши Владимирской губернии и их искусственный язык // ВГВ. 1873. № 45. Часть неофиц. С. 1—4; № 47. С. 1—3; № 48. С. 1—3; он же. Проводы офеней в дорогу из дома для торговли и их разговор на своем условном языке // Ежегодник Владимирского губернского статистического комитета. Т. III. Владимир, 1880, и др.


© Монякова О.А., 2008


При использовании материалов сайта в газетах, журналах и других печатных изданиях обязательно указание первоисточника;
при перепечатке в интернете – обязательна прямая ссылка на сайт http://yepisheva.ru © 2014