© Т. С. Петрова
ЖАР-ПТИЦА КАК КЛЮЧЕВОЙ ОБРАЗ ОДНОИМЁННОЙ КНИГИ К. Д. БАЛЬМОНТА
Название книги К. Д. Бальмонта «Жар-Птица» (1906) имеет подзаголовок «Свирель славянина», указывающий на особую роль в ней славянских мотивов и в целом на славянский характер образного строя [1]. Н. А. Молчанова пишет: «В "Жар-птице" поэт поставил перед собой труднейшую задачу: по "неполным страницам" народных заговоров, былин, языческих мифов воссоздать "улетевшую Жар-птицу – мир психологических переживаний древнего славянина"» [2, с. 217].
Жар-птица – один из самых ярких образов славянского фольклора, связанный с представлением света, огня как источника волшебной силы, красоты и радости, счастья. А. Н. Афанасьев отмечает, что само название указывает «на связь её с небесным пламенем и вообще огнём: жар – калёные уголья в печи, жары – знойная пора лета» [3, с. 260]. Светоносность как главная черта образа Жар-птицы отличает её внешний облик в фольклоре: «Перья Жар-птицы блистают серебром и золотом <...>, глаза светятся как кристалл, а сидит она в золотой клетке. В глубокую полночь прилетает она в сад и освещает его собою так ярко, как тысячи зажжённых огней <...> Она питается золотыми яблоками, дающими вечную молодость, красоту и бессмертие и по значению своему совершенно тождественными с живою водою, – пишет тот же исследователь. – Когда поёт Жар-птица, из её раскрытого клюва сыплются перлы» [4, с. 260—261].
В бальмонтовской лирике образ Жар-Птицы воплощает в себе мифопоэтическую семантику, наиболее значимую для поэта: светоносность, связь со стихией огня, животворящую силу красоты, певческий дар и бессмертное начало.
Стихотворение, открывающее книгу «Жар-Птица», представляет этот образ как средоточие богатства народной мудрости, сакрального знания о мире, которое утрачивается с уходом веры в чудесное; Жар-Птица заключает в себе мечту о способности чувствовать мир в единстве, в сопряжении его противоположных основ: «Народные поверья – / Неполные страницы, / Разрозненные перья / От улетевшей птицы. / Она вот тут сидела / На камне самоцветном, / И пела здесь так смело / О сне своём заветном <...> Где светов зарожденье, / Где завершенье мраков, / Где видит ум сплетенье / Всего как вещих знаков. / Пропела, улетела, / Пред взором лишь зарница, / Лишь видишь – здесь блестела / Воистину Жар-Птица» (2, 129).
Тогда правомерно предположить, что книга «Жар-Птица» была задумана поэтом как явление, восстанавливающее связи в общем мифопоэтическом пространстве, возвращающее силу духа и слова через приобщение к фольклорному началу путём ремифологизации – попытки «сквозь сказочную основу воссоздать глубинные архетипические корни, свойственные мифологическому видению "всесакральность" и "безбытность", с помощью которых можно выразить художественную концепцию мира и человека» [5, с. 134].
Образ Жар-Птицы именно потому выступает ключевым в архитектонике одноимённой книги, что он содержит в себе стержневые художественные интенции, пронизывающие всё текстовое пространство, и важнейшая из них – художественно-образная идея света и огня. В фольклоре с ней связана семантика благого начала, добра и радости, счастья; в символическом контексте – это ещё и космическая сила, энергия благодати, очищающая и просвещающая мир, приобщающая его к вечности.
Реализуя эти значения, Жар-Птица входит в парадигму образов-символов, развёртывающихся в каждой из четырёх частей книги Бальмонта: солнце, заря (Ворожба), священный огонь (Зыби глубинные), огонь очистительный (Живая вода), славянские боги – Световит, Ярило, Перун, Белбог, Царь Огненный Щит, – радуга, огненные птицы, Заря-Девица (Тени богов светлоглазых).
Результатом ремифологизации, взаимодействия фольклорного и символического, а также индивидуально-авторского начала, выступает развитие в мифопоэтическом строе образа Жар-Птицы семантики любви. Основанием для этого служит традиционное представление любви как огня, пламени, чувства любви как горения. В стихотворении «Жар-Птица», оставшемся за пределами книги, одноимённый образ выступает метафорой любви: «То, что люди называли по наивности любовью, / То, чего они искали, мир не раз окрасив кровью, / Эту чудную Жар-Птицу я в руках своих держу, / Как поймал её, я знаю, но другим не расскажу...» (1, 562).
С обретением прекрасной девицы – Елены-Красы – связан образ Жар-Птицы в стихотворной сказке «Елена-Краса» (2, 228—229), где песня Жар-Птицы направляет искания «невесты для светлой души», и на первый план выходит мотив красоты и мечты: «Та песня пропела: "Есть путь для мечты. / Скитанья мечты хороши. / Кто хочет невесты для светлой души, / Тот в мире ищи Красоты"». Сама Жар-Птица предстаёт воплощением возрождающего света и волшебной, сказочной силы: «В путь, Стрелец. Кто Жар-Птицу услышал хоть раз, / Тот уж тёмным не будет в пути ни на час, / И найдёт, как находятся клады в лесу, / Ту царевну Елену-Красу».
Мир, в котором появляется Жар-Птица, – это мир, где «свет горит нам со всех сторон»: «От Востока встал, и зажёг весну, / Светорусскую озарил страну...». Светорусская земля, светорусский град – воплощение мечты о благоденствии и процветании России, «...где не будет тьмы, / Где блеснут сердца, возгорят умы...» (Видение царя Волота, 2, 160). Свет лучей – общее свойство всех, кто открыт волшебству и празднику: «В этот праздник, светлый и весёлый, / Входит тот, кто любит свет лучей» (Четыре источника, 2, 178).
Таким видит русский мир в его сущностных основах поэт Константин Бальмонт. Птицы знаменуют в нём органичную связь земного и небесного, реального и ирреального, сиюминутного и вечного, светлого и грозного начал. Вот почему в последней части книги «Жар-Птица» возникает целый ряд мифологических птиц, а завершает этот ряд Заря-Девица, в облике которой легко угадываются черты яркой, светоносной, волшебной Жар-Птицы: «На Камне солнцевом сидит Заря-Девица, / Она – улыбчивая птица, / В сияньи розовом широко-длинных крыл, / На Камне солнцевом, он – амулет всех сил. / Светло-раскидисты сияющие крылья, / Пушинки, перушки до Моря достают, / Всё Небо – ток огня, все облака поют / От их цветного изобилья...» (2, 293).
Художественно-образный строй книги воссоздаёт образ Жар-Птицы во всей сложности его мифопоэтического содержания. В завершающей части не случайно возникает не просто возрождённый, а «пересозданный» образ Зари-Девицы, в котором, с опорой на народную основу, ярко выражено женское, вечно юное, одухотворяющее начало, в эмоциональном строе стиха отражающееся радостью и устремлённостью в беспредельность: «Улыбчивым лицом будя людские лица, / Сияньем розовым развеселив весь мир, / На Камне солнцевом побыв, Заря-Девица / Уходит за моря – к другим – и тот же пир» (2, 294).
Примечания
1. Бальмонт К.Д. Собр. соч.: В 2 т. М., 1994. – Ссылки на данное издание приводятся в круглых скобках с обозначением номера тома и страницы.
2. Куприяновский П.В., Молчанова Н.А. «Поэт с утренней душой»: Жизнь, творчество, судьба Константина Бальмонта. М., 2003.
3. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу: В 3 т. Т. 1. М., 1995.
4. Там же.
5. Осипова Н.О. Творчество М. И. Цветаевой в контексте культурной мифологии Серебряного века. Киров, 2000.
Опубликовано: Славянский мир: общность и многообразие. Ч. 1. Литературоведение. Коломна, 2007. С. 124—126.
l � �� ��ь раз, / Тот уж тёмным не будет в пути ни на час, / И найдёт, как находятся клады в лесу, / Ту царевну Елену-Красу».
Мир, в котором появляется Жар-Птица, – это мир, где «свет горит нам со всех сторон»: «От Востока встал, и зажёг весну, / Светорусскую озарил страну...». Светорусская земля, светорусский град – воплощение мечты о благоденствии и процветании России, «...где не будет тьмы, / Где блеснут сердца, возгорят умы...» (Видение царя Волота, 2, 160). Свет лучей – общее свойство всех, кто открыт волшебству и празднику: «В этот праздник, светлый и весёлый, / Входит тот, кто любит свет лучей» (Четыре источника, 2, 178).
Таким видит русский мир в его сущностных основах поэт Константин Бальмонт. Птицы знаменуют в нём органичную связь земного и небесного, реального и ирреального, сиюминутного и вечного, светлого и грозного начал. Вот почему в последней части книги «Жар-Птица» возникает целый ряд мифологических птиц, а завершает этот ряд Заря-Девица, в облике которой легко угадываются черты яркой, светоносной, волшебной Жар-Птицы: «На Камне солнцевом сидит Заря-Девица, / Она – улыбчивая птица, / В сияньи розовом широко-длинных крыл, / На Камне солнцевом, он – амулет всех сил. / Светло-раскидисты сияющие крылья, / Пушинки, перушки до Моря достают, / Всё Небо – ток огня, все облака поют / От их цветного изобилья...» (2, 293).
Художественно-образный строй книги воссоздаёт образ Жар-Птицы во всей сложности его мифопоэтического содержания. В завершающей части не случайно возникает не просто возрождённый, а «пересозданный» образ Зари-Девицы, в котором, с опорой на народную основу, ярко выражено женское, вечно юное, одухотворяющее начало, в эмоциональном строе стиха отражающееся радостью и устремлённостью в беспредельность: «Улыбчивым лицом будя людские лица, / Сияньем розовым развеселив весь мир, / На Камне солнцевом побыв, Заря-Девица / Уходит за моря – к другим – и тот же пир» (2, 294).
Примечания
1. Бальмонт К.Д. Собр. соч.: В 2 т. М., 1994. – Ссылки на данное издание приводятся в круглых скобках с обозначением номера тома и страницы.
2. Куприяновский П.В., Молчанова Н.А. «Поэт с утренней душой»: Жизнь, творчество, судьба Константина Бальмонта. М., 2003.
3. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу: В 3 т. Т. 1. М., 1995.
4. Там же.
5. Осипова Н.О. Творчество М. И. Цветаевой в контексте культурной мифологии Серебряного века. Киров, 2000.
Опубликовано: Славянский мир: общность и многообразие. Ч. 1. Литературоведение. Коломна, 2007. С. 124—126.