© Т. С. Петрова

СЛОВО «ТЕНЬ» В СИМВОЛИЧЕСКОМ КОНТЕКСТЕ 
ЛИРИКИ К. Д. БАЛЬМОНТА

Прочтение и понимание символического текста непосредственно связано с возможностью адекватного восприятия той сложной образности, которая определяется не просто употреблением тех или иных символов, несущих в себе особый смысл. Слово в символическом контексте принципиально многопланово, реализуя наряду с прямыми значениями трансформированную семантику – в разной степени эстетического осложнения. Н.А. Кожевникова отмечает, что символисты, говоря о многозначности символа, «имели в виду не только возможность разных толкований слова в определённом узком контексте, но и множественность его употреблений в разных контекстах» [3, с. 14].

Именно таким выступает в лирике К. Бальмонта слово тень. Рассмотрим, в чём обнаруживается и от чего зависит ёмкий символический смысл этого словообраза и каковы особенности его функционирования в бальмонтовском поэтическом контексте.

В двухтомном издании избранных стихотворений К.Д. Бальмонта [1] обнаружено 112 употреблений слова тень в объёме 1-го тома (стихотворения 1894—1905 гг.) и 31 употребление во 2-м томе (стихотворения 1905—1908 гг.) – всего 143 примера.

Сопоставление семантики слова тень в бальмонтовском контексте и Словаре русского языка [4, с. 353] показывает, что три словарных значения в рассмотренном издании отсутствуют полностью: тень – «места на рисунке, картине (пятна, штрихи и т. п.), изображающие наименее освещённые участки чего-л.»; «место на лице, выделяющееся более тёмным оттенком» и «отражение внутреннего состояния (беспокойства, печали и т. п.) на лице, в глазах человека». Возможно, это объясняется тем, что первые два значения отличаются сугубой конкретностью, а третье связано с традиционным выражением эмоционального состояния, для чего в бальмонтовском поэтическом языке используются более выразительные и индивидуальные средства (в том числе и в связи с употреблением слова тень).

Словарное значение лексемы тень – «тёмное отражение на чём-л., отбрасываемое предметом, освещённым с противоположной стороны» – проявляется у Бальмонта весьма неоднопланово.

В традиционном устойчивом употреблении «ночная тень, тень ночи» слово тень обнаружено лишь однажды: «О, Ночь, сгусти покров / Своих густых теней...» (К Ночи, 1, 635). Второй пример подобного употребления находится уже в символическом контексте поэмы «Белый Лебедь», где традиционная образность соотносится с мифопоэтическим представлением ночи как надмирного пространства – вместилища субстанциального мрака: «Тени ночи в ночь и прянут, / А костры оставят нам. / Если ж биться с нами станут, / Смерть нещадная теням. / Дети Солнца, мы приходим, / Чтобы алый цвет расцвёл...» (Белый Лебедь, 2, 593).

Показательно, что актуализация прямого значения слова тень часто сопровождается выражением усиления степени проявления признака, акцентированием его масштабности: «тень гигантской горы» (Музыка, 1, 171), «Бросало тень с огромной вышины» (Искатели, 1, 494), «Вечерний час потух. И тень растёт всё шире...» (Лунная соната, 1, 593), «Все тени мира здесь проходят мимо...» (Камень скал, 1, 544), «тьма теней» (В путь, 2, 80).

Выступая крайним членом контрастной парадигмы тьма / свет, слово тень употребляется у Бальмонта как в противопоставлении («В упорной схватке свет и тень» – Апрель, 2, 600; « И в ней не столько света, как скорби и теней» – «Смешались дни и ночи...», 1, 93), так и в сопоставлении при создании образа мира, единого в своём многообразии, – это непосредственно передаёт одно из характернейших качеств бальмонтовского мировидения и поэтического языка («Меня пленяет всё: и свет, и тени...» – Вопрос, 1, 112; «В красочном контрасте – свет и тени...» – Нежно-лиловый, 1, 753; «Дня завершаются ропоты, шёпоты, сказки огней и теней...» – Кветцалькоатль, 2, 580; «В царстве света, в царстве тени, бурных снов и тихой лени...», 1, 78; «Март неверный, Март смеётся, Март рыдает, свет и тень» – Март, 2, 599).

Однако в символическом контексте чаще актуализируется семантика слова тень, связанная с представлением изменчивости, зыбкости, воздушности: «От восхода Солнца до заката / Измененья тени и лучей...» (Цветок, 1, 389); «Дрожания света в мельканьях теней...» (Хрустальный звон, 2, 551); «Темнеет вечер голубой, / Мерцают розовые тени...» (Вечерняя тишь, 1, 420); «Тот, кто хочет, чтобы тени, ускользая, пропадали...» (Быть утром, 1, 684).

Семантика лёгкости, неуловимости, мимолётности реализуется при употреблении слова тень в составе сравнения, как правило, сопровождаясь эмоциональными коннотациями (отмечено 19 таких употреблений): «Точно тень, бродила вкруг / Неутешная печаль» («В поле искрилась роса...», 1, 43); «Когда в затон мечтанья / Вошла, как тень, печаль...» (Живая вода, 2, 235); «Всё, что здесь, проходит мимо, / Словно тень от облаков...» (Молитва вечерняя, 1, 328).

Иногда повторяющееся в контексте слово тень реализует разные значения, что характерно для символического словоупотребления. Например: «Дни убегают, как тени от дыма, / Быстро, бесследно и волнообразно <...> Тень дорогая душою хранима...» (Печаль луны, 1, 601).

Особенно выразительны ряды сравнительных оборотов, соотнесённых друг с другом синтаксически и семантически: «Я прихожу, как призрак, я ухожу, как тень, / Я полон тайн, как вечер, я весь огонь, как день <...> Я вновь пришёл, как призрак. Я вновь уйду, как тень» (Как призрак, 1, 589).

В таких сопоставительных конструкциях поэту удаётся передать сложный сплав семантики эфемерности, мимолётности, призрачности: «Моё несчастье несравнимо / Ни с чьим. О, подлинно! Ни с чьим. / Другие – дым, я – тень от дыма, / Я всем завидую, кто – дым...» (Тень от дыма, 1, 721). В дальнейшем контексте этого стихотворения слово дым выступает символом устремлённости к высшему миру – в таком соотношении образ «тень от дыма» передаёт противоположное состояние – приземлённость, отягощённость бренностью бытия.

В окружении слов со значением неопределённости, неясности слово тень актуализирует ту же семантику и парадигматически соотносится с рядом слов, в которых «заложена идея неясного, непостижимого, лежащего за пределами обыденности: тайна, сон, сказка, чара, грёза, видение, тень, призрак» [3, с. 12]. Например: «И блуждают тени смутные / По пространству неоглядному, / И непрочные, минутные, / Что-то шепчут ветру жадному...» (Ковыль, 1, 59); «Засыпаны бездушными / Пушинками снегов, / Покрыты равнодушными / тенями облаков...» (В царстве льдов, 1, 190); «Бледнеют привидения, / Редеют тени снов» (там же, 1, 191).

В результате словообраз тень становится одним из ключевых элементов символического контекста, передающего сложное взаимодействие реального и ноуменального миров, таинственное соприкосновение земного мира с пространством сущностных начал – невыразимых и непостижимых, а лишь прозреваемых: «Таинство жизни трепещет средь мёртвых камней, / Что-то забилось, как будто бы тени теней...» (Чахлые сосны, 1, 75).

Традиционно представление такого взаимопересечения временного и вечного миров передавалось через мотив отражения. Говоря о платоновском источнике образного представления жизни, Н.А. Кожевникова цитирует Вл. Соловьёва: «В сне земном мы тени, тени... / Жизнь – игра теней, / Ряд далёких отражений / Вечно светлых дней» [3, 146]. Символическое представление сущностной основы вневременного бытия, отражённой в реалиях земной жизни, находим в знаменитом стихотворении Вл. Соловьёва: «Милый друг, иль ты не видишь, / Что всё видимое нами – / Только отблеск, только тени / От незримого очами?». Н.А. Кожевникова отмечает, что «на особый символически-мистический характер этих образов указывает эпитет вечный» [3, 146]. Актуализаторами выступают также определения нездешний, новый, неподвижный, недвижный, неверный, невнятный, неведомый, иногда в соотношении с контрастными – земной, житейский; кроме того, слова из одного парадигматического ряда: призрак, туман, сон, сновидение, словообразы с семантикой отражения. Например: «Как тени дымные вкруг яркого огня <...> / Так жизнь с восторгами и блеском заблужденья / Есть сновидение иного сновиденья» (Индийский мотив, 1, 325); «Каждый любит, тень любя, / Видеть в зеркале себя. / И сплетенье всех в одно / Глубиной повторено. / Но во имя глубины, / Мы страдаем, видя сны. / Все мы здесь, наоборот, / Повторяем небосвод. / Свет оттуда – здесь как тень, / День – как ночь, и ночь – как день...» (Костры, 1, 462).

Если тень представляет включённость человека в мир взаимодействия земного и небесного, отражение выступает связующим звеном в проявлении общей цельности; при этом создаются условия для появления положительной оценочности: «Я счастлив, грустен, светел, одинок, / Я тень в воде, отброшенная ивой, / Я целен весь, иным я быть не мог» (Вечерний час, 1, 542).

Семантика отражения особым образом реализуется в представлении соотношения человека и Бога, твари и творца через предикатив, в который входит слово светотень: «Мы звенья вкруг созвездного кольца, / Прогалины среди ветвей сплетённых, / Мы светотень разумного лица...» (Освобождение, 1, 546). Совершенно очевидно, что слово светотень употреблено здесь не в словарном значении; словообразы звенья, прогалины в символическом контексте передают семантику соединения земного и неземного, обыденного и духовного, мистическую связь миров.

В результате человек выступает связующим звеном, пересечением природы и Творца, отражая в себе то и другое, являя собой, с одной стороны, «тень в воде, отброшенную ивой», с другой – «светотень разумного лица».

Если же тень-отражение выступает знаком раздвоения, нарушения единства целого, то она воспринимается как дурное наваждение, и образ окрашивается отрицательными коннотациями: «Но он [Дьявол] стоял как некий бог, склонённый, / И явственно увидел я, что он, / Весь белый, весь луною озарённый – / Был снизу чёрной тенью повторён. / Увидев этот ужас раздвоений, / Я простонал: "Уйди, хамелеон! / Уйди, бродяга, полный изменений, / Ты, между всех горящий блеском сил, / Бессильный от твоей сокрыться тени!.."» (Наваждение, 1, 520).

Для выражения этой семантики в лирике К. Бальмонта употребляется окказиональное слово тенесвет, – и по структуре, и по значению зеркально соотнесённое со словом светотень: «Какой бы маленький предмет / Ни встал передо мною, / За ним зловещий тенесвет, / За ним, пред ним ползучий след, / Бесплотный дух, что мглой одет / И оживлён Луною...» («Явились, вот один, другой...», 2, 657). Слово употреблено с эпитетом зловещий, соотнесено с перифрастическим представлением дьяволического начала и обнаруживает ярко выраженную негативную окраску. Тенесвет здесь – проявление призрачного, потустороннего, губительного инобытия. Такая семантика не однажды обнаруживается в слове тень в «дьяволическом» окружении, например: «Снова Тень, и снова Дьявол, снова Тень, и снова боги <...> Вера в Тени это только – мозговая паутина...» (Пронунсиамиэнто, 1, 713).

Таким образом, слово тень в бальмонтовском поэтическом языке проявляет семантическую и аксиологическую амбивалентность. В зависимости от контекстуального окружения оно обнаруживает тенденцию к сближению то с положительным (светлым), то с отрицательным (тёмным) полюсом парадигмы. В то же время способность слова тень передавать неустойчивость в соотношении света и тьмы, пограничное, переходное состояние между земным и небесным, между благим, светлым и гибельным, тёмным делает тень словообразом, несущим в себе символический потенциал, который проявляется в самых, казалось бы, обычных пейзажных картинах: «В этом царстве тишины / Веют сладостные сны, / Дышит ночь, сменяя день, / Медлит гаснущая тень» (Тишина, 1, 163). Атмосфера одухотворённого, аморфного в своей изменчивости мира, неустойчивого состояния зыбкой очарованности сном и тишиной создаётся во многом за счёт динамического характера образа тени. Эпитет гаснущая, на первый взгляд, сближает его с тёмным полюсом ночи; но в контексте постепенно гаснет день и настаёт ночь, поэтому гаснущая тень – это образ, в большей мере связанный с представлением уходящего дня, – это след дня, следовательно, тень здесь – след света.

Символическое отражение Великого творящего и созидающего дня, где сияет солнечный свет, «противодействующий безднам ночного мира» [5, с. 353], обусловливает появление образа теней дня в позитивном значении. «Под знаком этой тотальной светоносности, – пишет А. Ханзен-Лёве, – снимается столь продуктивная полярность "день" – "тень"» [5, 355]. В стихотворении К. Бальмонта «Я мечтою ловил уходящие тени...» именно такой смысл реализует образ, усиленный повтором-подхватом: «Я мечтою ловил уходящие тени, / Уходящие тени погасавшего дня...» (1, 49). След света прозревает поэт-символист в дневных тенях – след высокой одухотворяющей цели, которая освещает его путь и ведёт всё выше, к совершенству, истине, красоте.

Подтверждением неслучайности такого наполнения образа в широком контексте символической лирики может служить стихотворение А. Блока «Как мимолётна тень осенних ранних дней...» [2, с. 446], где «тени дня – избытки красоты», вдохновляющие поэтическую мечту. Вместе с тем сам образ дня у символистов дихотомичен, противоречив, и у того же Блока «неверные дневные тени» – след тусклого, бездуховного дневного мира, который озаряют «розовые тени» – отражение вечернего одухотворяющего света [2, c. 156].

Для символистов не менее важно и то, что «угасание дня <...> как бы образует рубеж между дневным и ночным мирами» [5, c. 360], – рубеж, на котором становится возможным и осуществляется их взаимодействие, перетекание. В этом семантическом аспекте слово тень выступает в ряду слов-символов с интегратором «неполнота проявления признаков, их взаимоотражение»: сумрак, дремота, мгла, их дериваты с корнем полу- , а также отзвук, отблеск и т. п.

Возможно, многоплановая разработка в поэтике символизма мотива неясного, намёка, следа в слове тень обусловила в лирике Бальмонта единичные случаи реализации словарного значения «слабый след или слабое подобие чего-л., намёк на что-л.» [4, 353] в генитивной конструкции: тени старины, прошлого; тень воспоминаний, прочтённой книги (всего 7 употреблений).

Достаточно часто в слове тень проявляется традиционное значение «дух умершего или отсутствующего человека»; у Бальмонта оно сопряжено с представлением тени как формы внеземного существования и отрицательной окраски, как правило, не несёт: «Среди могил блуждают тени / Усопших дедов и отцов, / И на церковные ступени / Восходят тени мертвецов...» (Надгробные цветы, 1, 115); «Вот почему тот самый человек, / Чья тень теперь, невидимая, с нами, / Не только дорог жизнью мне своей, / Но тем, что был живым и в самой смерти» (Радостный завет, 1, 647).

Слово тень в этом значении сопровождается эпитетами бестелесная, бесплотная, воздушная, белая, поблекшая, немая, блуждающая, невидимая, родимая, нежная. Особую роль играет определение святая в перифрастическом обозначении потустороннего существа (сакральный смысл слова Тень подчёркнут написанием с заглавной буквы) в стихотворении «Данте» (1, 109—111): «...Один, в ночной тиши, вдали от света, / Молился он, – и Тень к нему пришла. / Святая Тень, которую увидеть / Здесь на земле немногим суждено <...> И Тень его отметила перстом...».

Абстрактное значение слова тень – «пространство, защищённое чем-л. от лучей солнца (на солнце и в тени)» – отражено в исследованном материале в 9-и употреблениях и, как правило, соотносится с семантикой благого, успокоительного начала («Черёмухой нежит душистую тень» – Славянское древо, 2, 238). В стихотворении «Зелёные святки» наблюдается эффект постепенного развёртывания у слова тень символического значения. Это осуществляется приёмом последовательного наращивания признаковых слов и разработкой символического окружения: «Уйдёмте под тень <...> Уйдёмте под свежую тень, поцелуи под тенью так сладки <...> Уйдёмте в мгновеньях под вечную тень, поцелуи под тенью так сладки... (2, 469).

Мифопоэтический характер обнаруживает окказиональный образ Тень-Река, вынесенный в заглавие стихотворения: «...А по водам Тень-Реки / Заиграют огоньки, / А по вскипам Тень-Реки / Засверкают светляки» (2, 428).

Таким образом, именно контекст обусловливает проявление ёмкой и многоплановой семантики словообраза тень в поэзии К. Бальмонта – контекст отдельного стихотворения и лирической системы в целом. Слово обнаруживает при этом принципиальную амбивалентность – важнейшее качество символа. В результате оно получает возможность замещать как крайние члены полярной парадигмы, так и среднее, промежуточное звено.

Одна из важнейших черт слова-символа тень – выражение особо значимого для символизма рубежного, пограничного, переходного состояния земного и ноуменального миров. В результате словообраз тень входит в ряд слов-символов с интегратором «неуловимое, непостижимое, символически отражающее в себе некое сущностное начало»: сумрак, дым, отблеск, отзвук, просветы, сон и т. п.

Можно говорить об акцентировании символического словоупотребления слова тень в лирике Бальмонта и о сложном взаимодействии нескольких значений, смысловых и экспрессивных коннотаций в каждом конкретном употреблении.

Примечания

1. Бальмонт К.Д. Собр. соч.: В 2 т. Можайск, 1994. В тексте цитаты даются по этому изданию и сопровождаются указанием в круглых скобках тома и страницы через запятую.

2. Блок А.А. Собр. соч.: В 8 т. М.-Л., 1960. Т. 1.

3. Кожевникова Н.А. Словоупотребление в русской поэзии начала ХХ века. М., 1986.

4. Словарь русского языка: В 4 т. / Под ред. А.П. Евгеньевой. М., 1981—1984. Т. IV.

5. Ханзен-Лёве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Мифопоэтический символизм. Космическая символика. СПб., 2003.

Опубликовано: Солнечная пряжа. Вып. 3. Иваново – Шуя, 2009. С. 21—26.