Л.И. Будникова. Ключевые мотивы книги стихов К. Бальмонта
«В Безбрежности» (проблемы генезиса и интерпретации)

Название второй поэтической книги К. Бальмонта «В Безбрежности» (1895), как предполагает В.Ф. Марков, генетически восходит к стихотворению А. Фета «Горное ущелье» (1856): «Как будто из действительности чудной / Уносишься в волшебную безбрежность». Другой возможный источник заглавия, по мнению учёного, – стихотворение Вл. Соловьёва «Зачем слова? В безбрежности лазурной...» [1,с.44]. Убедительное подтверждение первой версии находим в статье Бальмонта «Имени Тютчева» (Париж, 1924): «...слово Безбрежность впервые было введено в русский стих Фетом» [2,с.234]. Действительно, образ-символ безбрежности встречаем не только в «Горном ущелье», но и в стихотворении Фета «Теснее и ближе сюда!» (1883): «Пускай и безбрежность сама / От нас загорится огнями» [3,с.269].

У Фета, как, впрочем, и у Вл. Соловьёва, поэта фетовской школы, безбрежность – перифрастическое обозначение неба, которое в романтическом искусстве выступает как символ вечности, высокой духовности, гармонической упорядоченности – идеала в широком смысле. Эллис писал, что в знаменательном заглавии книги Бальмонта слышится отзвук самых заветных стремлений романтизма и современных европейских символистов, которые пытаются «символизировать внешний мир» – найти вечное во временном, а в конечном и относительном – отзвуки бесконечности [4,с.71]. Уже в сонете «Лунный свет», включённом в первый сборник Бальмонта «Под Северным небом» (1894), безбрежность – синоним «мира иного», далёкого, прекрасного, влекущего: «Когда луна сверкнёт во мгле ночной / Своим лучом, блистательным и нежным, / Моя душа стремится в мир иной, / Пленяясь всем далёким, всем безбрежным» [5,с.7]. Слово безбрежность, как замечает Бальмонт в статье «Имени Тютчева», родственно слову беспредельность, и оба они, по мнению поэта, дают «ощущенье <…> мировой правды и красоты» [2,с.234].

Во второй книге безбрежность и её синоним – беспредельность – могут определять свойства как сакрального небесного пространства, так и земного, например, морского, а также пространства души (см., например: «В пустыне безбрежного моря» [5,с.81], или: «Твоя застенчивая нежность – / В земле сокрытый водопад, / В ней страсти дремлющей безбрежность» [5,с.90]).

Название первого раздела «За пределы», семантически дублирующее заглавие всей книги, вводит в неё мотив предела как знака ограниченности, приземлённости, противопоставленных безбрежности (беспредельности). Другая смыслообразующая пара ключевых антиномических мотивов книги – полёт (восхождение, подъём) и падение (нисхождение, провал).

Книга открывается знаменитым стихотворением «Я мечтою ловил уходящие тени» с его многозначным мотивом восхождения на башню, инспирированным, как уже отмечалось исследователями [6,с.50], пьесой Г. Ибсена «Строитель Сольнес». Добавим, что в «Строителе Сольнесе» значим и мотив падения, как в прямом смысле (герой драмы, поднявшись на башню, срывается с неё и разбивается), так и в метафизическом. Однако башни как архитектурные сооружения и символические образы довольно часто встречаются в романтической литературе, в том числе и в поэзии Шелли, которого Бальмонт в это время увлечённо переводил (см., например, стихотворения «Беглецы», «Башня голода», особенно поэму «Возмущение Ислама»). «Башня – символ постижения истины, – пишет современный исследователь западноевропейского романтизма, – в ней присутствует идея высоты, обзора, созерцания, а значит, и созерцателя, способного к философскому видению мира» [7,с.107]. В качестве возможного претекста программного произведения Бальмонта можно назвать и стихотворение парнасца Т. Готье «Восхождение на башню» (1838).

Другой вероятный источник мотива восхождения – «Фауст» Гёте. В романе «Под Новым Серпом» (1923) Бальмонт рассказывает, как его автобиографического героя поразили две строки из «Фауста», которые он перевёл («Всё выше я должен всходить, / Всё дальше я должен смотреть») и фактически сделал своим жизненным девизом [6,с.181]. К двум из трёх разделов книги «В Безбрежности» даны эпиграфы из «Фауста». Существенны и мифопоэтические коннотации мотива подъёма по символической лестнице как восхождения души к высшему свету.

Завершается книга патетическим финалом – полётом к «светлой Безбрежности», Красоте, которая, хотя и наделяется эпитетом «неизвестная», всё же утверждается как нечто достижимое: «За пределы предельного, / К безднам светлой Безбрежности! / Мы воздушные летим / И помедлить не хотим <…>// Дерзкими усильями / Устремляясь к высоте, / Дальше прочь от грани тесной, / Мы домчимся в мир чудесный / К неизвестной / Красоте!» [5,с.141]. Метафора полёта, подъёма, возвышения, воспарения в романтически ориентированном искусстве всегда выражала стремление оторваться от дисгармонической действительности, отрешиться от обыденности, земных реалий. Так, в лирике Фета мотив воображаемого полёта (к небу, вечности, счастью) – один из сквозных, настойчиво повторяющихся: «А счастье где? Не здесь, в среде убогой, / А вон оно – как дым. / За ним! За ним! воздушною дорогой – и в вечность улетим!» [3,с.94]; «Окрылены неведомым стремленьем, / Над всем земным / В каком огне, с каким самозабвеньем / Мы полетим» [3,с.142].

Финальному полёту за Красотой обобщённого «мы» в книге Бальмонта предшествует воображаемый полёт во сне лирического героя вместе с возлюбленной в стихотворении «В молчанье забывшейся ночи»: «И вот белоснежные крылья / Растут и дрожат в полусне, / И плавно, легко, без усилья, / Мы близимся к бледной Луне. // И чьё-то остывшее тело / Внизу разглядеть я хочу. / Но нет для бессмертья предела, / Я выше, всё выше лечу!» [5,с.89]. То, что здесь Бальмонт находится в зависимости от процитированных выше стихотворений Фета «Майская ночь», «Люби меня!» и других, эксплицирующих мотив полёта, очевидно. И сон как мотивация ирреальных событий – встречи с «родной», но, возможно, умершей возлюбленной, и образы «странно-знакомых очей», растущих крыльев. Ср. у Фета в стихотворении «Во сне»: «Как вешний сон, твой лик приснился снова, / – знакомую приветствую красу <…>// Сомнений нет, неясной нет печали, / Всё высказать во сне умею я, / И мчит да мчит всё далее и дале / С тобою нас воздушная ладья» [3,с.140]. Или в стихотворении «Месяц зеркальный плывёт по лазурной пустыне»: «В этой ночи, как в желаниях, всё беспредельно, / Крылья растут у каких-то воздушных стремлений, / Взял бы тебя и помчался бы так же бесцельно, / Свет унося, покидая неверные тени» [3,с.132]. У Бальмонта важную смысловую нагрузку несёт не месяц, а «бледная Луна» – знак иллюзорности, иных миров. В полёт устремляется бессмертная душа героя, покинувшая «остывшее тело». Это может показаться весьма далёким от Фета. Но и у него полёт иногда сопрягается со смертью, как, например, в аллегорическом стихотворении «Ракета» (1888), которое вводит в цикл, обращённый к рано умершей возлюбленной поэта – Марии Лазич: «Лечу на смерть вослед мечте» [3,с.267].

Эпиграф из романа Достоевского «Братья Карамазовы» («Землю целуй и неустанно, ненасытимо люби, всех люби, <...> ищи восторга и исступления сего») предвосхищает ещё один ключевой мотив книги – мотив любви в широком смысле. Название и эпиграф – важнейшие рамочные компоненты произведения, создающие «горизонт ожидания». Обращение к Достоевскому Бальмонта, одного из основоположников модернизма в России, – хорошее подтверждение ставшего сегодня аксиомой тезиса: к наследию гениального классика XIX в. восходит философия, эстетика и художественная практика русских символистов. Бальмонт в юности пережил настоящее интеллектуальное и эмоциональное потрясение, когда прочитал «Преступление и наказание». В автобиографическом рассказе «Ливерпуль» (1909) он признаётся: «Книга эта, словно ночное зарево, осветила всё в душе моей тревожным светом и звала меня, гнала куда-то, точь-в-точь как зовёт и гонит проснувшегося перебоем звучащий ночной набат» [8,с.255]. В «Автобиографической заметке» знакомство с творчеством Достоевского Бальмонт относит к важнейшим событиям своей духовной жизни, и, сообщая, что в семнадцать лет прочитал роман «Братья Карамазовы», добавляет: «Эта <..> книга дала мне больше, чем какая-нибудь книга в мире» [9,с.59].

Цитируя в эпиграфе «экстатическую», по определению Н.А. Бердяева, проповедь Зосимы о любви к земле, Бальмонт «маркирует» художественное пространство своей книги: от небесно-космической безбрежности до мистической земли. Как психологическая метафора, безбрежность (интенсивность, гиперболизированность чувств) синонимична и «ненасытимости» любви, и восторженной исступлённости, к которым звал старец Зосима. Надо заметить, что манифестированная эпиграфом тема исступлённой любви к земле в широком смысле, её мистической силы в этой книге Бальмонта звучит приглушённо, не доминирует: в ней, особенно в первом разделе, преобладают настроения уныния, отчаяния, варьируются мотивы ущерба, увядания, бренности существования. Но эпиграф ведёт к одному из центральных не только в книге, но и во всём творчестве поэта произведений – стихотворению «Воскресший». В нём репрезентирован важнейший, кульминационный эпизод автобиографического мифа Бальмонта: испытание смертью. Как известно, в 1890 г. поэт пытался покончить жизнь самоубийством – выбросился из окна третьего этажа. В стихотворении это трагическое жизненное событие (падение) осмыслено как переломное, как своеобразная инициация. Символическое «убиение» и воскрешение в мифах являются частью обряда инициации, в результате которой герой возвращается в мир преображённым, открывает в себе новые свойства. Герою, «полуизломанному, разбитому», является Смерть, но она благословляет его на новую жизнь: «Иди сквозь мрак земного зла, / К небесной радостной отчизне <..>// Душой отзывною страдая, / Страдай за мир, живи с людьми» [5,с.138]. По общему смыслу это напоминает поучение старца Зосимы, процитированное в эпиграфе. Примерно так он наставлял Алёшу Карамазова. Заканчивается стихотворение «воскрешением» и «обращением» героя, в котором свою роль сыграло и его мистическое соприкосновение с землёй: «И новый, лучший день, алея, / Зажёгся для меня во мгле. / И прикоснувшися к земле, / Я встал с могуществом Антея» [5,с.138]. Мифологический Антей, сын Посейдона и Геи (Земли), побеждал всех своих противников, обретая в прикосновении к матери-земле новые силы. Но стихотворение отсылает не только к античному мифу, но опять же к роману Достоевского «Братья Карамазовы» – известной сцене из главы «Кана Галилейская», в которой Алёша после тяжёлого кризиса, «духовной смерти», переживает новое рождение: «Алёша стоял, смотрел и вдруг, как подкошенный, повергся на землю <...> он целовал её плача <…> и исступлённо клялся любить её <...>. Но с каждым мгновением он чувствовал явно и как бы осязаемо, как что-то твёрдое и незыблемое <...> сходило в душе его. <...> Пал он на землю слабым юношей, а встал твёрдым на всю жизнь бойцом...» [10,с.452].

Примером пантеистической любви к земле, ко всему живому был для Бальмонта и Шелли. «Любовь, – пишет Бальмонт, – есть основное начало Мировой Жизни в восприятии Шелли. Любовью проникнуто всё его воздушное творчество» [8,с.472].

Выявление эстетической родословной некоторых ключевых мотивов книги Бальмонта «В Безбрежности» показывает, что генетические истоки творчества поэта, интертекстуальные связи весьма многообразны. В его ранней лирике трансформировались и обновились традиции как отечественной, так и западноевропейской литературы. Фет (в первую очередь), Шелли, Гёте, Ибсен, Достоевский, – в диалоге, точнее полилоге с великими предшественниками происходило творческое становление Бальмонта, формировался его поэтический стиль, стиль замечательной русской поэзии Серебряного века.

В заключение вернёмся ещё раз к проблеме интерпретации названия книги. А. Ханзен-Лёве трактует его и в целом раннесимволистский мотив безбрежности как «нигилистический» знак пустоты мира, миражного пространства без каких бы то ни было координат, порядка или иерархии, соответствующий бесцельности жизненного пути лирического субъекта [11,с.115]. Такие негативные коннотации безбрежности у Бальмонта, безусловно, имеются (см., например, стихотворение «Нескончаемый кошмар»). Однако вряд ли, призывая в финале книги «к безднам светлой безбрежности», Бальмонт имел в виду некое пустое миражное пространство, тем более что в контексте стихотворения светлая безбрежность – перифраза Красоты. Позволим себе здесь высказать осторожное замечание в адрес, бесспорно, выдающейся книги австрийского учёного. Реконструируя и систематизируя мотивологию раннего русского символизма как «единого текста», исследователь вынужден игнорировать амбивалентность многих мотивов внутри отдельно взятых авторских миров, поэтических сборников, произведений. Учёный оговаривает этот момент, признавая, что при описании, ориентированном на весь код в целом, невозможно избежать заметного нивелирования конкретных авторов и их произведений. К сожалению, из-за этой нивелировки не всегда подтверждаются выводы исследователя относительно семантики некоторых мотивов у «старших» символистов, включая и Бальмонта. Реальная картина функционирования мотивов в пространстве, например, поэтического сборника оказывается, как правило, далеко не однозначной. И это особенно существенно, когда речь идёт о мотиве, акцентированном в заглавии книги, как в случае с безбрежностью. Если интерпретировать его «по Ханзен-Лёве», то следует признать «В Безбрежности» апогеем декадентского пессимизма Бальмонта. Но это не так. Сам поэт, обыгрывая названия своих первых книг, писал в 1904 г., что его творчество «началось под Северным небом, но силой внутренней неизбежности, через жажду безгранного, Безбрежного, через долгие скитания по пустынным равнинам и провалам Тишины, подошло к радостному Свету, к Огню, к победительному Солнцу» [12,с.32]. Напомним, что в статье «Памяти Тютчева» безбрежность ассоциируется у Бальмонта с «правдой и красотой».

Ввиду принципиальной важности адекватного понимания семантики заглавия книги сошлёмся ещё на одно ретроспективное бальмонтовское определение её общего пафоса: «Я был женихом той красивой девушки, которая стала моей Беатриче, <…> в её благословенной близости я написал ряд книг, начиная с торжествующей “В Безбрежности” и стройной “Тишины”» [8,с.536]. Следовательно, Бальмонт считал книгу «В Безбрежности» не апофеозом декадентской бесцельности и бессмысленности существования (хотя в ней звучат и такие мотивы), не падением, а началом подъёма, восхождения, первым этапом на пути обретения цели и смысла жизни, постижения высших духовных ценностей.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Markov, V. Kommentar zu den Dichtungen von K.D. Bal’mont. 1890—1909. Köln, Wien, 1988.

2. Бальмонт, К.Д. О русской литературе. Воспоминания и раздумья. 1892—1936 / сост., подготовка текстов, вступ., примеч. А. Романенко. М., 2007.

3. Фет, А.А. Собр. соч. : в 2 т. М., 1982. Т. 1.

4. Эллис. Русские символисты. К. Бальмонт. В. Брюсов. А. Белый. Томск, 1998.

5. Бальмонт, К.Д. Полн. собр. стихов. Изд. 3-е. М., 1909. Т. 1.

6. Куприяновский, П.В., Молчанова, Н.А. «Поэт с утренней душой»: Жизнь, творчество, судьба Константина Бальмонта. М, 2003.

7. Соколова, Т.В. Вариации концепта пути в поэзии Альфреда де Виньи // Романтизм: вечное странствие / отв. ред. Н.А. Вишневская, Е.Ю. Сапрыкина. М., 2005.

8. Бальмонт, К. Автобиографическая проза. М., 2005.

9. Русская литература XX века. 1890—1910 / под ред. С. Венгерова. М., 1914.

10. Достоевский, Ф.М. Собр. соч. : в 10 т. М., 1958. Т. 9.

11. Ханзен-Лёве, А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм. СПб., 1999.

12. Бальмонт, К. Избранное / сост. В. Бальмонт. М., 1983.

lig�nn`: � tospace:none;vertical-align:middle'>11. Ханзен-Лёве, А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм. СПб., 1999.

12. Бальмонт, К. Избранное / сост. В. Бальмонт. М., 1983. 

Е. Г. Корнаухова
(Дом-музей Л. Н. Толстого)

«УСТУПАЯ ВНУТРЕННЕМУ ВЛЕЧЕНИЮ
К ИСКУССТВУ И ЗНАНИЮ…»

В яснополянском музее экспонируется группа предметов, связанных с именем Д. Г. Бурылина, которая, в свою очередь, входит в состав неделимого мемориального фонда Дома-музея Л. Н. Толстого. Это письма и поздравительные открытки Д. Г. Бурылина Толстым, каталог масонской коллекции, газета «Ивановский рабочий», журнал «Simplissimus», альбом с фотографиями выставки. Бурылинские мемории, вплетенные в яснополянскую коллекцию, исторически связывают наши музеи. Вместе с тем, эти «следы памяти» могут служить гарантом защиты научной ценности авторского ядра музея, созданного и согретого мыслью Д. Г. Бурылина. Особенно ценен в этом смысле альбом «Фотографическiе снимки изъ коллекцiй Д. Г. Бурылина», который «живет» в яснополянском доме без малого 104 года.

О своем музее Бурылин сообщил Толстому в письме от 26 сентября 1907 года:

«Ваше Сиятельство, граф Лев Николаевич.

В продолжение многих лет своей жизни, уступая внутреннему влечению к искусству и знанию, я значительную часть свободного времени и материальных средств обращал на собирание археологических и этнографических редкостей, а также старинных книг, рукописей и эстампов.

Часть моих коллекций я экспонировал на разных выставках, и между прочим, на Средне-Азиатской и Всероссийской в Нижнем Новгороде в 1896 г.

В 1903 г. я устроил самостоятельную выставку части моего собрания в г. Иваново-Вознесенске.

Постоянный рост коллекций и библиотеки заставил меня расширить и вновь устроить соответственное для них помещение.

Так образовался мой музей искусства, древностей и книжных редкостей в Иваново-Вознесенске.

Пятидесятилетний юбилей Вашего Сиятельства навел меня на мысль написать портрет великого писателя – Славы Русской Земли, в Русском же отделении устраиваемого мною музея искусства и библиотеки в Иваново-Вознесенске, на что всепочтительнейше прошу разрешения Вашего Сиятельства.

С искренней преданностью Ваш почитатель.

Имею честь быть Вашим покорным слугою Дмитрий Бурылин.

Р.S.: Каталог выставки в Иваново-Вознесенске при сем прилагаю» [1].

Этот каталог имеет свое фиксированное место хранения и экспонирования – шкаф с оружием Л. Н. Толстого в передней дома. Это неслучайно. Посетители ежедневно приходили и приезжали к Толстому за помощью – материальной или духовной. Судя по многочисленным воспоминаниям современников о Толстом, ехали в Ясную Поляну каждый со своими проблемами, но, вместе с тем, как в живой музей, посмотреть своими глазами на необычного графа, где и как живет, удостовериться в правоте народной молвы, что видом своим и образом жизни он прост, в обращении с людьми – уважителен, и на все у него свое мнение. Толстые любили вспоминать шутку сестры Льва Николаевича, насельницы Шамординского монастыря Марии Николаевны, которая однажды, будучи в Ясной Поляне, на вопрос таких любопытствующих, где можно увидеть Льва Николаевича, не смущаясь ответила: «Сегодня льва не показывают, показывают только мартышек» [2]. Поневоле Софье Андреевне уже при жизни мужа, по причине его мировоззрения, приходилось ко многим его вещам относиться как к идейно-музейным.

Так стало с военным и охотничьим оружием Толстого, отказавшегося от охоты, мясоедения, проповедовавшего отказ от военной службы, неучастие в массовых военных убийствах и выступавшего против смертных казней. Выставленные в шкафу со стеклянными дверцами, эти предметы безмолвно напоминали находящимся в передней дома гостям об антимилитаристских идеях Толстого. В эту же первую домашнюю «музейную витрину» Софья Андреевна поместила и каталог, потому что многочисленные коллекции в бурылинском музее, в том числе оружия и вооружения, носили познавательно-культурный характер.

  Каталог состоит из 22 фотографий [3], наклеенных на паспарту зеленоватого цвета с виньетками, вложенных в прямоугольную картонную папку с тремя откидными бортиками, обтянутую серо-голубым коленкором (26,5х36,5х6,5). Папка с трех сторон завязывается четырьмя парами черных тесемок, крышка ее украшена золотым тиснением: сверху слева – летящая ласточка; по центру – надпись: «Фотографическiе снимки /  изъ коллекции /  Д. Г. Бурылина»; вдоль нижнего края справа – «Г. Иваново-Вознесенскъ 1898, сентябрь». Без сомнения, если учитывать нарядное оформление папки и самих фотографий, это владельческий эксклюзивный экземпляр.

На обороте каждой фотографии написаны комментарии черными чернилами той же рукой, что и сопроводительное письмо. Так, на фотографии № 20 такой комментарий: «Музей Дмитрия Геннадiевича Бурылина /  Собранiе Редкостей и Древностей /  въ Соб. Доме въ Иваново-Вознесенске 1905 г. 10-го Апреля».

При сравнении надписей, вытисненных на папке «Г. Иваново-Вознесенскъ 1898, сентябрь» и на фотографии «въ Соб. Доме въ Иваново-Вознесенске 1905 г. 10-го Апреля», можно с уверенностью сказать, что фотоснимки представляют иваново-вознесенскую выставку 1905 года, устроенную Бурылиным в полуподвальном этаже своего дома [4]. Папка же, вероятно, ранее принадлежала другому комплекту фотоснимков бурылинских коллекций, экспонируемых в Иваново-Вознесенске в сентябре 1898 года [5].

Фотографии яснополянского экземпляра каталога выполнены за 10 дней до открытия выставки в Иваново-Вознесенске «20-го апреля… в пользу местного дамского кружка Красного Креста». Таким образом, этот комплект вполне можно было бы назвать охранной съемкой выставленных коллекций. Немаловажно и то, что авторская нумерация фотографий диктует последовательность осмотра выставки – оформления помещения и, собственно, самих коллекций. По ним мы детально воспроизводим содержание выставки, рассказывающей о глубоких исторических культурных корнях отечества и мировой цивилизации. Вместе с тем, эти фотографии имеют обратный эффект: они свидетельствуют о гармонии мировосприятия автора и владельца этой выставки – его высокой духовной жизни, широких интересах и знаниях, мировоззрении, эстетических приоритетах. И это, конечно же, было оценено Толстым и его супругой, о чем мы можем судить по приему Бурылина в доме Толстых, по их известным записям в «Книге отзывов» и дальнейшему сотрудничеству в благотворительных мероприятиях.

На первой фотографии каталога – автограф Дмитрия Геннадьевича черными чернилами: «Портреты фабрикантовъ и основателей фабрикъ г. Иваново-Вознесенска при музее Д. Г. Бурылина» – коллаж из фотографий разных интерьеров, оформление стен выставки. На обороте – надпись черными чернилами: «Фотографiя № 2 /  Отделенiе первое /  Музей промышленности Собранiе образцовъ Ручной набивки Ситца /  Местныхъ Ивановскихъ фабрикъ съ 1691 г. по 1850 г. /  Моделей Различныхъ старинныхъ машинъ. / Вышеозначенная Палата написаны портреты /  Большой портретъ Царя Петра перваго Покровителя фабричной промышлен. /  и основатель первыхъ фабрикъ (Бывш. село Иван) Великiй князь Иванъ /  Даниловичъ (Калита) Первый владелец Дер. Иванъ 1328 въ послед. Иван. Воз. /  Фабриканты I. М. Затрапезновъ, М. И. Яновскiй, И. Е. Грачевъ, Н. Н. Гарелинъ, П. А. Зубковъ / А. Ф. Полушинъ, В. В. Меньшиковъ, И. Я. Куваевъ, П. М. Гарелинъ, / Д. А. Бурковъ /  К. Д. Бурковъ /  С. М. Борисовъ, В. В. Бубновъ, Н. Н. Фокинъ, А. М. Журавлевъ, Я. П. Гарелинъ, Ф. П. Зубковъ, З. М. Кокушкинъ / П. И. Лопатинъ, Г. Д. Бурылинъ, П. Н. Грязновъ, А. Ф. Зубковъ, И. Н. Гарелинъ, Я. К. Бурковъ /  М. Д. Дарьинскiй, Н. Т. Дербеневъ, Д. Г. Бурылинъ, Н. Т. Дербеневъ, Ф. Н. Витовъ, А. Н. Новиковъ / Т. А. Щаповъ, А. А. Напалковъ, М. Ф. Ямановскiй, Е. В. Кащинцевъ».

Далее перед нами вертикальная витрина с размещенными в ней многочисленными образцами вооружения. Центральную часть витрины занимает кольчуга, шлем и палица; над этой композицией и по обе стороны от нее – пистолеты, топорики, холодное оружие. Внизу размещены кирасы, пушечки с ядрами, шлемы, мортира. На обороте – надпись черными чернилами: «Фотографiя № 3 /  Отделение 2-е /  Витрина 1-я /  Древнее Русское Вооружение /  и Кавказское».

В двух шкафах-витринах на полках размещены многочисленные образцы древнерусских сосудов, сбитенников, братин, блюд, ковшей, между ними небольшие металлические ларцы – поставцы, образцы замков с ключами, безмены. Слева, на полу у открытой дверцы шкафа, стоят богато отделанные чеканкой шлем с гребнем и круглый щит. На шкафах несколько старинных металлических сосудов, бюсты исторических деятелей. Потолок украшен настенной росписью. На обороте – надпись черными чернилами: «Фотографiя № 4 /  Витрина 2-я /  Древне Русская утварь».

  В белом широком шкафу-витрине с пятью полками размещены многочисленные образцы древнерусских сосудов: кувшины, братины, несколько чеканных подносов. На средней полке среди кувшинов – небольшой самовар в виде земного шара, лежащего на плечах атланта. На нижних полках – старинные ларцы разных размеров. На шкафу – несколько старинных сосудов. На обороте черными чернилами надпись: «Фотогр. № 5 /  Витрина № 3 /  Утварь Братины, Орбаны /  Ларцы Медные Чеканные серебряные. / Разные костяные Черепаховые и Деревянные».

  Далее рядом стоят два витринных шкафа. В левом выставлены старинные металлические кубки, чернильницы, сосуды. В витрине справа – многочисленные старинные сосуды. На полу под витринами несколько ларцов, сундучок, большая чаша. На шкафах – старинные сосуды. На обороте черными чернилами надпись: «Фотография № 6 /  Витрина 4 и 5-я /  Стопки, замочки /  Чернилицы и проч. Русскiе Вещи».

И далее надписи на оборотах следующих фотографий с названиями коллекций, размещенных в витринных шкафах и на столах:

«Фотография № 6 /  Витрина 4 и 5-я /  Стопки, замочки /  Чернилицы и проч. Русскiе Вещи»;

«Фотографiя № 7 /  Витрина 6-я /  Русскiе древности. Стопки /  Фляжки, Стаканы и Печатки проч.»;

«Фотография № 8 /  Витрина № 7-й /  Древние русские уборы. Кокошники /  и Одежды Вериги и Разные принадлежности»;

«Фотографiя № 9 /  Средняя Витрина № 8 /  Серебряная утварь. Стопки, Орбаны, /  Графины, Стаканы, Чарки и Прочiе»;

«Фотогр. № 10 /  Отделенiе № 3-е. Витрина № 9 /  Китайско-Японские вещи»;

Фотогр. № 11 /  Витрина № 10 и 11-й /  Китайскiе Японскiе Ciамскiе и /  Прочiе предметы Искусства»;

«Фотогр. № 12 /  Витрина № 12 /  Корейское изображенiе /  Китайско Японское божество Сiамъ и Индеi»;

«Фотогр. № 13 /  Витрина № 13 /  Собрание различныхъ Бурханчиа /  Изображенiе /  Божества»;

«Фотографiя № 14 /  Отделенiе № 5-й Витрина № 14. /  Персидскiй Отделъ /  Утварь и Прочiе»;

«Фотографiя № 15 /  Древнее персидское Арабское /  Индейское Средне Азiатское Вооруженiе»;

«Фотографiя № 16 /  Отделъ 5-й Витрина № 16 /  Собранiе Утвари и Искусства /  Персiи, Азiи, Кокандъ, Самаркандъ, Бухары /  Хивы, Ташкентъ, Индiи Африки и Аравiя»;

«Фотографiя № 17 /  Палата третья Витрина № 17 /  Отделъ 6-й /  Книжные и Картинные Редкости Раскопки /  Медали, Монеты Минiатюры и /  Прочiе различные Редкости»;

«Фотографiя № 18 /  Отделъ 6-ой Витрина № 18 /  Съ Масонскими знаками»;

«Фотографiя № 19 /  Отдел № 6-й Витрина № 19 /  Собранiе Масонскихъ предметовъ»;

«Фотогр. № 20 /  Отделъ № 6-й Витрина № 20 /  Мелкiе Одежды, Шарфы, Поясья, Фарту /  ки, знаки и Прочiе Вещи, Редкости». По нижнему краю тем же почерком: «Музей Дмитрия Геннадiевича Бурылина /  Собранiе Редкостей и Древностей /  въ Соб. Доме въ Иваново-Вознесенске 1905 г. 10-го Апреля».

На следующих двух фотографиях – «Образцы первобытныхъ Ивановскихъ ситцевъ /  съ 1691 по 1850 г. /  изъ собранiя Д. Г. Бурылина /  въ Иванове Вознесенске» и коллекция игральных карт.

Заканчивается каталог фотографией с фрагментом интерьера выставки. По стенам и потолку написаны портреты, а по оконному откосу – перечень владельцев ивановских мануфактур. Под каждым портретом указаны имя и фамилия изображенного. В простенке слева, между окном и стеной, второй снизу – портрет Д. Г. Бурылина.

Как было выше упомянуто, этот каталог несет на себе и «следы» фашистской оккупации Ясной Поляны танковой дивизией Гудериана: фотография № 1 с видом дома Бурылина была безвозвратно утрачена, а на обороте фотографии № 18 фашисты оставили свой автограф. В нижней части угольным карандашом печатными буквами надпись: «MANNSCHAFT», ниже очень крупно: «1 ZUG /  21025». Паспарту проткнуто гвоздем. Вероятно, фотография была использована как объявление с номером отряда, базировавшегося в Доме-музее Л. Н. Толстого.

Примечания

1. Письмо написано на почтовой бумаге черными чернилами рукой Ксении Дмитриевны Бурылиной, вложено в конверт.

На адресной стороне конверта надпись черными чернилами рукой секретаря Толстого, Н. Н. Гусева: «Бурылин просит позволения написать портрет. Отв. 6 окт. Н. Г.».

На обороте конверта рукой Л. Н. Толстого графитным карандашом: “Отправить”.

2. Толстой С. Л. Очерки былого.

3. Ранее в каталоге было 23 фотографии. В период фашистской оккупации Ясной Поляны в октябре – декабре 1941 года альбом вместе с рядом неэвакуированных мемориальных предметов оставался в Доме-музее Л. Н. Толстого. Фотография под № 1 «Дом Бурылиных в Иваново-Вознесенске» была утрачена.

4. Додонова А. Дмитрий Геннадьевич Бурылин. Иваново, 1997. С. 72.

5. Событие не установлено.

 

 © Е. Г. Корнаухова

К. П. Яркова
А. С. Сироткин
(Ивановская областная научная библиотека)

ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ ИЗУЧЕНИЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЯ
КНИЖНОГО СОБРАНИЯ Д. Г. БУРЫЛИНА В ФОНДАХ ИВАНОВСКОЙ ОБЛАСТНОЙ НАУЧНОЙ БИБЛИОТЕКИ

Проблема разрозненности музейных коллекций как проблема сохранения и трансляции отечественного культурного наследия, предложенная к обсуждению Ивановским государственным историко-краеведческим музеем имени Д. Г. Бурылина, в равной мере актуальна и для библиотечного сообщества, которое сегодня также находится в поиске решений задачи реконструкции библиофильских собраний, чья целостность была нарушена в XX столетии. Книжные коллекции подвергались тем же процедурам, что и музейные: перемещения, распределения, передачи и т. п., в результате утрачивалась историческая судьба как отдельной книги, так и всего собрания в целом.

Заинтересованное участие Ивановской областной научной библиотеки в проекте музея предопределено уже тем, что мы являемся достаточно крупным фондодержателем части книжного собрания Д. Г. Бурылина, и вопросы его научного изучения, обеспечения сохранности и защиты, наряду с введением в активный исследовательский и экспозиционный оборот, удивительно созвучны тем задачам, которые стоят сейчас перед библиотекой в рамках реализации Национальной программы сохранения библиотечных фондов Российской Федерации (подпрограмма «Книжные памятники РФ»). В их числе также необходимость объединения усилий фондодержателей для корпоративной деятельности по созданию электронной базы сводных каталогов личных библиотек России. В идеале должны образоваться своды библиографических описаний изданий из частных коллекций известных книголюбов нашей страны, что позволит воссоздать их судьбу и ввести в широкое культурное пространство как единое целое.

Со времени выделения в ИОНБ фонда редких документов в 1978 г., все экземпляры изданий с автографом Д. Г. Бурылина либо со штампами библиотеки его музея определялись на хранение в это подразделение, что позволило сотрудникам начать формирование служебной картотеки коллекции, в которой на данный момент насчитывается 432 карточки. Заметим, что это только картотека непериодических изданий – книг на русском языке. Особое внимание хранители фонда уделяли хорошо известной специалистам замечательной коллекции периодических изданий, собранной Д. Г. Бурылиным. Результатом кропотливой работы с этими любопытнейшими документами эпохи стало полное библиографическое описание всех журналов и газет, вышедших в свет в 1905—1907 гг., и подготовка и издание в 2004 г. каталога «Русская периодика 1905—1907 гг. Каталог коллекции Д. Г. Бурылина». Проделанная работа составляет на сегодняшний день важнейший этап в исследовании печатного собрания коллекционера, хотя нужно признать, что оно столь разнопланово, что до сих пор представляет многоаспектный исследовательский интерес.

Собственно книжная часть коллекции из библиотеки Д. Г. Бурылина (т. е. без учета периодических изданий), которая хранится в фонде редких документов ИОНБ, насчитывает более 500 изданий. Собрание универсально по тематике и включает документы из всех отделов по классификации, представленной в I томе «Каталога Библиотеки музея» от 1915 г. (всего, напомним, в этом каталоге выделено 20 отделов). Хронологически издания относятся к XVIII—XX вв. Как мы уже отметили, преимущественно, это оригинальная и переводная литература на русском языке. Более 100 изданий с владельческими знаками Д. Г. Бурылина были переведены в фонд редких документов из фондов отдела литературы на иностранных языках. В этой небольшой части собрания представлены книги на основных европейских языках с преобладанием документов на французском.

Самое раннее издание в нашей части коллекции датировано 1778 г. – экземпляр, зарегистрированный в каталоге 1915 г. в IV отделе «География и этнография. Путешествия. Биографии путешественников» и т. д. под № 94. Это первое издание замечательного самобытного произведения русской литературы первой половины XVIII века – путевого дневника монаха-странника Василия Григорьевича Григоровича-Барского (1702—1747) «Путешествие к святым местам, в Европе, Азии и Африки находящимся, предпринятое в 1723 и оконченное в 1747 году…» (СПб., при Имп. акад. наук, 1778).

Книга эта не отмечена штампами библиотеки музея Д. Г. Бурылина, но подписана самим владельцем и имеет небольшую бумажную наклейку на корешке с указанием отдела и номера. В каталоге же против нее помещен знак (черный ромб), в данном случае, несомненно, указывающий на редкость и ценность издания. История публикации текста «Путешествия...» весьма примечательна. По возвращении на родину Василий Григорович-Барский хотел пересмотреть и исправить свои путевые записки, разложить по местам рисунки (он не только описывал увиденное, но и зарисовывал виды, планы и фасады примечательных мест и построек – рисунков и чертежей набралось около 150), но не смог: помешала скоропостижная кончина. После смерти Григоровича рукописная книга осталась у его матери, которая разрешала ее списывать всем желающим. Так списки «Путешествия…» множились по всей Малороссии. По словам первого издателя В. Г. Рубана, «…в Малой России и в окружающих оную губерниях нет ни одного знатного места и дома, где бы не было ее списка. Почти во всех российских семинариях, для епархиальных архиереев, по несколько раз ее переписывали, благочестивые же люди из духовных и мирских состояний за великие деньги доставали оную».

Часть рисунков и рукопись книги были отданы епископу Псковскому Симону Тодорскому, который после правки текста хотел напечатать записки, но не успел – умер в 1754 г. Граф А. Г. Разумовский также желал издать сочинение Григоровича. Но и ему смерть помешала осуществить его публикацию. Князь Г. А. Потемкин дал поручение В. Г. Рубану – сопоставить и свести воедино несколько списков книги Григоровича, исправить и издать ее. В 1778 г. в Санкт-Петербурге впервые было опубликовано сочинение русского паломника, в лист, под названием: «Пешеходца Василия Григоровича-Барского Плаки Албова, уроженца Киевского, монаха Антиохийского, путешествие к Святым местам в Европе, Азии и Африке находящимся, предпринятое в 1723 и оконченное в 1747 году, им самим писанное». Первый тираж книги составил 1000 экземпляров, впоследствии только в последней трети XVIII в. она переиздавалась шесть раз и до начала XIX в. служила хорошим путеводителем благодаря точности и достоверности описаний. В. Григорович сохранил в своем произведении выработанную веками форму древнерусских «хождений» и главный их литературный принцип – правдивого и точного повествования, который основывался в «хождениях» не только на вере, но и на личном опыте писателя, на непосредственном восприятии виденного. Барский честно писал лишь о том, что испытал сам и увидел собственными глазами, не допуская ни малейшей выдумки. Эти старинные принципы и приемы «хождений» вместе с неповторимой красочностью старославянского языка создают особый колорит «древности» стиля путевого дневника Григоровича, «русского духа» сочинения в самих его истоках. Книга, богатая историческими свидетельствами о святынях Востока, церковной жизни и светском быте посещенных автором стран, действительно представляет особый интерес для вдумчивого русского читателя.

Большая часть книг – более 100 изданий – относится к разделу беллетристики (соответствующий отдел каталога 1915 г., кстати, также является наиболее многочисленным). Среди них – один из томов второго посмертного издания собрания сочинений М. В. Ломоносова, напечатанного под редакцией ректора Славяно-греко-латинской академии Д. Е. Семенова-Руднева в типографии Императорского Московского университета также в 1778 г. Из трех книг данного издания в каталоге библиотеки музея Д. Г. Бурылина указаны вторая и третья. В фонде редких документов ИОНБ хранится вторая книга, содержащая «Письмо о правилах российского стихотворства», «Письмо о пользе стекла», трагедии «Демофонт», «Тамира и Селим», «Разговор с Анакреонтом» и другие работы Михаила Васильевича, переводные и авторские.

Из раритетов VII отдела коллекции Д. Г. Бурылина «Русская литература» – 2-е издание «Кадма и Гармонии» М. М. Хераскова (1733—1807) 1793 г., издания XIX в. Жуковского, Баратынского, Булгарина и мн. др. Обращает на себя внимание книга В. Гиляровского «Грозный год» с дарственной надписью Д. Г. Бурылину от автора, представляющей собой стихотворный автограф 1916 г.

Второй по количеству изданий отдел – книги по истории и историческим дисциплинам. Например, знаковый для отечественной историографии труд Н. М. Карамзина «История государства Российского» в собрании Д. Г. Бурылина представлен в шести изданиях XIX в. Первое восьмитомное издание 1816—1817 гг. финансировал император Александр I, оставив при этом право продажи тиража за автором. Корректуры держал сам Николай Михайлович. Книга печаталась сразу в нескольких типографиях (военной, медицинской и сенатской), что отражено на титульных листах томов. 28 января 1818 г. Н. М. Карамзин поднес экземпляр «Истории» Александру I, а уже 1 февраля все 8 томов одновременно поступили в продажу, и тираж в 3000 экземпляров по цене 50 рублей был распродан за 25 дней. В собрании Д. Г. Бурылина, судя по данным каталога, имелись все 8 томов первого издания. Сегодня в фонде редких документов ИОНБ удалось выявить семь томов, имеющих прямоугольные штампы библиотеки музея; не обнаружен лишь пятый том, а вот четвертый имеется в двух экземплярах.

Отметим еще одну примечательную особенность «бурылинского» экземпляра «Истории…»: разные тома имеют различные переплеты, что свидетельствует о том, что приобретались они Д. Г. Бурылиным, скорее всего, в разное время и у разных владельцев. 1-й, 2-й, 6-й, 7-й и 8-й тома – в одинаковых цельнокожаных переплетах эпохи с изящным золотым тиснением на крышках и корешках, с золотыми образами и форзацами из синей мраморной бумаги, в каждом томе – тонкое ляссе из атласа. 3-й и один из экземпляров 4-го тома имеют комбинированные переплеты: бумага «птичий глаз» на картоне, уголки и корешок кожаные, обрезы синего крапления, ляссе. Дублетный экземпляр 4-го тома также в цельнокожаном переплете с простым геометрическим потухшим тиснением золотом на крышках и корешке имеет обрез синего крапления.

Одно замечание к вопросу об «отсутствующем» пятом томе. В фонде редких документов имеется этот том первого издания, к тому же его переплет идентичен переплетам описанных 3-го и 4-го томов. Однако он не обладает никакими владельческими признаками, что не позволяет нам однозначно определить его как экземпляр бурылинской библиотеки. К счастью, удачной для исследователей особенностью коллекции Д. Г. Бурылина является то, что все-таки большая часть книг отмечена либо штампом, либо личной подписью владельца. Поскольку очевидно, что успешно воссоздать можно лишь те собрания, чьи издания имеют указания на принадлежность к ним, в нашем случае процесс реконструкции значительно упрощается.

Как известно, в собрании Д. Г. Бурылина, подаренном им в 1912 г. Иваново-Вознесенску, выделялась коллекция книг и художественных предметов, относящихся к масонству. Известна также и ее вполне благополучная и достойная судьба: после событий 1917 г. эти материалы были переданы в Эрмитаж. При этом в библиотеку музея попало около 400 томов исключительно масонской литературы (примерно шестую часть составляют рукописные книги). Однако «масонский след» остался на ивановской земле в виде любопытнейшего образца книгопечатного дела XVIII в. Это книга англичанина Джона Пордеджа «Божественная или истинная метафизика, или Дивное и опытом приобретенное ведение невидимых и вечных вещей, открытое чрез д. I. П.», отпечатанная в трех частях в Москве, в тайной масонской типографии около 1787 г. Подлинник исполнен на английском языке, перевод же на русский язык был сделан с немецкого перевода и напечатан в количестве трехсот экземпляров. В продажу книга не поступала: часть экземпляров была роздана масонам, оставшиеся же экземпляры конфискованы и уничтожены.

К сожалению, каталог библиотеки Д. Г. Бурылина не содержит сведений об этом издании. В фонде редких документов ИОНБ была обнаружена лишь вторая часть, содержащая три трактата. Экземпляр дефектный: отсутствует шмуцтитул к первому трактату, который, видимо, был отмечен круглым штампом Д. Г. Бурылина (имеется расплывшийся отпечаток оттиска на внутренней стороне верхней крышки переплета). Однако, по счастью, штамп был продублирован на последней странице книги, поэтому у нас есть абсолютная гарантия принадлежности этого редчайшего экземпляра бурылинской коллекции.

Очевидно, что о книгах бурылинской коллекции можно говорить долго, интересно, красочно, потому что каждая имеет хотя бы одну грань, определяющую ее самоценность, эксклюзивность и притягательность как для экспрессивного библиофила, так и для сдержанного и кропотливого ученого-книговеда. Даже представленные в этой небольшой публикации единичные примеры документов позволяют говорить о том, что великолепно подобранное библиофильское собрание провинциального коллекционера рубежа XIX—XX вв. сегодня играет роль уникального источника историко-культурологических и книговедческих исследований и, вне всяких сомнений, имеет статус общенационального достояния.

Задача реконструкции и представления аутентичного книжного собрания Д. Г. Бурылина, безусловно, должна решаться корпоративными усилиями всех современных держателей ее разрозненных частей. Ивановская областная научная библиотека свое участие в этом процессе видит по ряду основных направлений:

1. На сегодняшний день мы имеем основания полагать, что не все экземпляры бурылинской коллекции идентифицированы и учтены в служебных картотеках фонда редких документов библиотеки, в других фондах также могут храниться «пропущенные» (не выявленные по разным причинам) тома. Подтверждение тому – эпизодические находки сотрудниками книг, обладающих владельческими знаками Д. Г. Бурылина (последний экземпляр выявлен в фонде художественной литературы). Мы уже упоминали о группе книг из отдела иностранной литературы, и также есть вероятность, что 100 изданий – цифра далеко не окончательная. Известно, что часть книг хранится в фондах Информационно-краеведческого центра. Исходя из этого, одним из важнейших направлений работы по изучению книжного собрания Д. Г. Бурылина должно стать, прежде всего, выявление всех экземпляров, распыленных по различным фондам библиотеки, путем их систематического исследования и сверки с каталогом библиотеки музея 1915 г. в части, касающейся литературы на русском языке.

2. Следующая задача, решение которой напрямую зависит от степени объединения усилий всех заинтересованных сторон, – это установление генеалогии бурылинской книжной коллекции в фондах ИОНБ. В нашем случае ситуация с «историей» появления ее части в библиотеке не столь очевидна, как в варианте с «масонским собранием», переданным в Эрмитаж. Принято считать, что основная часть книг была передана в библиотеку в 20—30-е гг. прошлого века. Однако, исходя из инвентарных номеров, отдельные экземпляры регистрировались и в более позднее время: целая группа документов, например, прошла по акту 1966 г. Поскольку история библиотеки – это, прежде всего, история ее фондов, то небезынтересно было бы узнать время и источники поступления столь внушительного книжного собрания в книгохранилище, а также ознакомиться с документами (если таковые составлялись и сохранились), решившими его судьбу именно таким образом, надо отметить – не худшим, ибо хорошую сохранность книг библиотека обеспечила. Правда, пока остается проблема распыленности коллекции по книжным полкам различных фондов, и она, несомненно, требует своего решения, которое, в принципе, очевидно.

3. Разумеется, магистральным направлением работы библиотеки над изучением наследия Д. Г. Бурылина (которое замечательно вливается в русло проекта, выдвинутого музеем) является составление качественного каталога всех выявленных изданий с полным библиографическим описанием, желательно, в сопровождении книговедческих аннотаций.

4. Собрание Д. Г. Бурылина включает книги разных исторических эпох, экземпляры из многочисленных частных библиофильских коллекций как известных, так и не очень известных ценителей книги, иностранные издания; поэтому не удивительна та пестрота переплетов, которая ему присуща: от простоватых издательских до роскошных индивидуальных владельческих. Подобная мозаичность и космополитичность во внешнем оформлении книг определяет увлекательнейший вид исследовательской работы с коллекцией. Книжный переплет – очень необычный, при этом весьма информативный источник сведений, касающихся не только самой личности собирателя, но и отражающих особенности разных времен и культур, сплетая «невидимые нити, образующие связь времен» (М. В. Сеславинский). Поскольку переплетное мастерство, как оригинальный вид искусства, замечательно представлено в собрании Д. Г. Бурылина, то формирование и описание образцов переплетов его библиотеки, на наш взгляд, представляет не только интересный творческий, но и важный и перспективный в плане актуализации этого пласта культурного наследия процесс.

5. Упоминавшаяся нами часть документов на иностранных языках также требует углубленного изучения, описания и систематизации, поскольку подобная работа в библиотеке еще не осуществлялась. В общих чертах «иностранный отдел» коллекции Д. Г. Бурылина представляет собой собрание книг XVIII – начала XX в. в подавляющем большинстве на французском языке, изданных парижскими типографами (в том числе легендарными Дидо). Преобладает художественная литература, но многие книги посвящены европейской истории, а также географии и этнографическим исследованиям.

6. Особую ценность этим документам придают владельческие книжные знаки предыдущих владельцев – автографы, экслибрисы, суперэкслибрисы, различные виды печатей, встречающиеся на многих экземплярах. Говорить о том, что такие книги уникальны, наверное, было бы банально, а вот их изучение предполагает особый подход в рамках такого исследовательского направления, как атрибуция, идентификация, описание и каталогизация автографов и владельческих книжных знаков в собрании Д. Г. Бурылина.

7.         Если все перечисленные направления можно обозначить, в целом, как научно-исследовательские, то выставочная деятельность решает проблему популяризации и обеспечения широкой доступности коллекции.

Начиная с 2008 г. Ивановская областная научная библиотека реализует целую серию новых информационных проектов, которые традиционно сопровождаются крупными книжно-иллюстративными выставками. Особенности части книжного собрания Д. Г. Бурылина, которой располагает библиотека, позволяют использовать ее практически в каждой экспозиции. Не будет преувеличением отметить, что книги из указанной коллекции становятся украшением выставок – в первую очередь благодаря их уникальности. Приведем лишь некоторые примеры:

– «Публичная лекция в библиотеке» – проект, реализуемый с 2009 г., в рамках которого в ИОНБ состоялось уже шесть открытых лекций с привлечением ведущих специалистов вузов Иванова и Москвы. Первая лекция была приурочена ко Дню юриста и сопровождалась выставкой литературы (в том числе из Редкого фонда ИОНБ) по римскому гражданскому праву. На ней среди прочих были представлены книги из собрания Д. Г. Бурылина: «Учебная книга римского гражданского права» (издание 1834 г.) и «Римское право. Сочинение лорда Маккензи» (издание 1864 г.).

– «Учитель, воспитай ученика» – ежегодный проект, реализуемый ко Дню российской науки и Дню знаний, сопровождаемый различными тематическими выставками. Здесь были представлены труды Д. И. Менделеева («Заветные мысли». СПб., 1904) и М. В. Ломоносова (уже упоминавшийся второй том собрания сочинений, изданного в 1778 г.)

Эти факты говорят о том, что книги из собрания Д. Г. Бурылина, хранящиеся в ИОНБ, регулярно используются при проведении важнейших мероприятий библиотеки, которые организуются совместно с вузами г. Иваново, и привлекают внимание научной общественности.

В заключение отметим, что в фонде редких документов ИОНБ сегодня хранятся также коллекции и книги из личных библиотек многих известных деятелей науки, искусства, политики, части книжных коллекций знаменитых дворянских фамилий (Шереметевых, Паниных, Барятинских, Щербатовых, Мусиных-Пушкиных и мн. др.) и членов императорской семьи. Сейчас эти единичные экземпляры с личными владельческими книжными знаками и автографами исторических персонажей составляют несомненную гордость библиотеки, но, к сожалению, вопрос о том, как и когда они попали в наши фонды, пока остается открытым. Есть надежда, что проекты по воссозданию единства собраний (будь оно музейное либо исключительно книжное) в виртуальной форме, с вовлечением максимального количества держателей, дадут возможность проследить и восстановить историческую судьбу каждого объекта культурного наследия.

 

© К. П. Яркова

© А. С. Сироткин

Н. Н. Тимошина
(ИГИКМ имени Д. Г. Бурылина)

К ИСТОРИИ ФОРМИРОВАНИЯ
СОБРАНИЯ НУМИЗМАТИКИ Д. Г. БУРЫЛИНА

Переписка Д. Г. Бурылина
с известными коллекционерами-нумизматами.
Некоторые приобретения и передачи
нумизматической коллекции

В настоящее время фонды нумизматики Ивановского государственного историко-краеведческого музея имени Д. Г. Бурылина насчитывают около 100 тысяч единиц хранения. Основу коллекций составляют предметы, собранные основателем музея Д. Г. Бурылиным. Собирать монеты он начал в детстве, и эта коллекция до конца его жизни была одной из самых любимых. Первые монеты ему достались после смерти деда, Диодора Бурылина. Став постарше и увлекшись собирательством, Д. Г. Бурылин приобретал русские и иностранные монеты и медали в больших количествах. С годами, приобретая опыт и знания, ему удавалось покупать редкие экземпляры, в результате были собраны весьма интересные и значительные коллекции русских, античных, восточных и западноевропейских монет и медалей.

Дмитрий Геннадьевич с 1885 г. являлся членом Московского нумизматического кружка, в составе которого всего было 23 любителя-нумизмата, а с 21 октября 1888 г. стал действительным членом Московского нумизматического общества1. Дмитрий Геннадьевич состоял в переписке с известными нумизматами, исследователями, коллекционерами – С. И. Чижовым, В. М. Квитковым, К. С. Мирзоевым, П. И. Щукиным, П. В. Зубовым, И. И. Горнунгом и другими, которые помогали ему советами по приобретению нумизматики.

В переписке с московским нумизматом К. С. Мирзоевым идет речь о разных предложениях, приобретениях и о помощи в определении некоторых предметов. В письме от 18 мая 1885 г. сообщается о том, что К. С. Мирзоева избрали секретарем Московского нумизматического кружка, в этом же письме сведения о том, что приобретение книги и атласа Шуберта (определитель монет Ивана Грозного) у Мирзоева обошлось Д. Г. Бурылину в 25 рублей, у него же были приобретены серебряные и медные иностранные монеты. Мирзоев сообщил также о том, что расстается со своей коллекцией императорских монет, о стоимости некоторых из них Бурылин «может убедиться у Горнунга»2, который также был членом Московского нумизматического кружка. В письмах есть сообщения об определении разных монет, медалей из коллекции Бурылина, присланных на консультацию. Так, в одном из них Мирзоев пишет: «…много одинаковых, в особенности польских и богемских одного года. Вынул и положил тех, которых у вас нет, некоторые монеты нельзя было определить, как и жетоны, т. к. битые из листового серебра». В этом же письме он предлагает допетровские монеты3.

Сергей Иванович Чижов, нумизмат из Москвы, живущий на Большой Якиманке, в д. Шрадера, в письме от 8 сентября 1904 г. обращается к Дмитрию Геннадьевичу: «…не будучи знакомым лично, состоя секретарем МНО4, собираю материал для составления библиографического указателя по русской нумизматике – просьба выслать каталог выставки Ваших прекрасных собраний древностей»5. А вскоре предлагается и сама книга С. И. Чижова «Описание вариантов некоторых типов русских монет последних двух столетий», изданная в 1904 г. в Москве за 5 рублей6.

С марта 1901 г. по ноябрь 1912 г. продолжалась переписка с московским нумизматом Василием Михайловичем Квитковым, его магазин располагался на ул. Большая Садовая, 165, в доме Шустова. У Квиткова было приобретено большое количество разных должностных знаков и жетонов, в 1909 г. – «знаки должностные 77 разных видов… по 60 коп.»7. За 12 разных жетонов8 было заплачено 3 рубля9, а за 6 рублей куплена «полная коллекция 25 юбилейных жетонов 1812 г10. В. М. Квитков выпустил «Указатель цен на русские монеты» с учетом сохранности, монетного двора, для серебряных монет – с обозначением минцмейстера, цена книги была 1 рубль. Он сообщил Бурылину, что 3-е издание книги выйдет из печати в декабре 1912 г.11

Несколько лет Бурылин переписывался с П. И. Щукиным – историком, коллекционером, создателем музея «Российские древности» в Москве. В письме от 4 октября 1890 г. Щукин сообщает Бурылину, что из русских медалей и жетонов, присланных ему Бурылиным, он оставил себе 2 медали и 2 жетона и просит сообщить, сколько он за них должен, сообщает также, что интересуется «древними греческими золотыми и серебряными», древнеримскими монетами и талерами12. В 1910 г. Щукин посылает в дар Бурылину книги, а в сентябре 1911 г. рекомендует Тиру Оттовну Соколовскую, известную своими трудами по масонству, которая «желает ознакомиться с коллекцией по масонству Бурылина»13.

С известным нумизматом Павлом Васильевичем Зубовым, проживавшим в Москве на Большой Алексеевской, в 1903 г. велась переписка о приобретении большой партии «мусульманских монет»14. В собрании Бурылина хранится книга П. В. Зубова «Материалы по русской нумизматике», изданная в 1897 г. в Москве15.

Была переписка с А. Хребтовым из Санкт-Петербурга – автором книги «Памятная книжка для собирателей монет», два издания которой имеются в собрании редкой книги музея16. В одном из писем А. Хребтова пришло сообщение об избрании Бурылина в действительные члены «Русского собрания» 31 марта 1902 г.17

Несколько лет – с марта 1884 г. по декабрь 1890 г. – велась переписка с Самсоном Семеновичем Григорьевым, приказчиком меняльной лавки Малкова в Санкт-Петербурге по адресу: Б. Садовая, д. 29. Григорьев, по поручению Бурылина, 9 марта 1884 г. был на Санкт-Петербургском монетном дворе для заказа бронзовых медалей18. Григорьев в одном из писем 1886 г. явно отговаривал заказывать медали на монетном дворе, предлагая медали из своей лавки. Он писал: «…заказать коллекцию медалей на монетном дворе 223 руб. Один господин заказал… получил свой заказ… посуливши мастеру 15 копеек со штуки и то пришлось ждать больше года, да и получать по 10—15 медалей – было больше расходу… – 300 рублей, да ждал и хлопотал. А мы с Вас не берем за то, что вещи современной чеканки. Всего 606 штук предлагаем за 240 рублей, цена, как и монетного двора, 223 рубля 80 копеек, да 10 рублей на наш счет – 233 рубля 80 копеек, а 200 рублей (что предлагал Бурылин. – Т. Н.) мы и сами заплатили…» В этом же письме в ответ на неудовольствие Бурылина о посылке монет, в которой не хватало полпуда, пояснял: «…4 пуда (медь) – 45 рублей, да серебро – 15 рублей, т. к. было прислано (Бурылиным. – Т. Н.) 60 рублей, а пересылка стоит 6 рублей, мы и отбавили полпуда, т. к. медь была однородная»19. В одном из писем предлагалось: «…у нас накопилось пудов 6 медной монеты, как русской, так и иностранной – вы рассчитываете скоро быть в Петербурге – без пересылки мы сможем взять с Вас за пуд 10 рублей»20. В письме без даты предлагалась коллекция «бронзовых медалей русских князей, царей и императоров за 24 руб., как было заплачено в лавке. Всего 63 штуки, экземпляры чудно сохранились ни поцарапаны, ни что… и, между прочим, предлагаем Вам дешево приобрести»21. Медали этой серии хранятся в нашем музее. В 1887 г. 13 февраля у Самсона Григорьева за 65 рублей были приобретены медали и монеты с пересылкой за счет лавки22. 21 февраля того же года были высланы медали иностранные, русские, монеты римские серебряные, греческие, медные монеты Англии для колоний – всего 450 штук за 60 рублей, а не 55, как просил Бурылин23. В 1888 г. 26 сентября были высланы 100 римских монет (Бурылин их видел во время своего приезда в Санкт-Петербург) по цене, которую предложил Дмитрий Геннадьевич, – 16 рублей24. В письме от 27 апреля 1890 г. предлагались 1179 римских серебряных и медных монет за 125 рублей25, а 2 мая 1890 г. сообщается, что их выслали за 110 рублей26. Несколько подлинных шведских монет-плат 1715—1730 гг. были приобретены в конце 1880-х гг. в меняльной лавке Малкова. Так, монета 4 далера 1721 г. и 4 чугунных медальона высланы за 30 рублей27, далер 1715 г. с 75 римскими медными и 22 серебряными монетами куплены за 31 рубль28, а 2 далера 1717 г. и 1 далер 1730 г. – за 14 рублей29.

Дмитрием Геннадьевичем была собрана значительная библиотека, куда вошли каталоги, определители, атласы и разные указатели по нумизматике. В начале ХХ в. он приобрел определители И. И. Толстого , Д. Н. Чудовского , Г. Щуровского, Тизенгаузена, Ю. Г. Иверсена за 40 рублей30. В ноябре 1891 г. киевский антиквар Алексей Федорович Тюпин, переписка с которым продолжалась с мая 1884 г. по апрель 1892 г., обратился с просьбой «купить у него монеты, медали, либо посоветовать кому-нибудь, т. к. потерял все состояние»31. Бурылин покупает в 1892 г. у него книги – каталоги на 140 рублей, в т. ч. Сонцева и Шодуара32.

С бурылинской коллекцией монет и медалей в 1880-е гг. работал Татаринов. Из их переписки видно, что вместе с Бурылиным они разбирали восточные и европейские монеты, причем Бурылин «отбирал азиатские монеты», а Татаринов – европейские. Монеты укладывались «по местам, иногда по степени определения и прибавления предметов менялся самый порядок размещения предметов»33, работал он и с русскими медными медалями и римскими монетами34.

Переписка с Витольдом Больцевичем, владельцем старых вещей в Варшаве, длилась с декабря 1892 г. по июнь 1904 г. В 1903 г. 23 ноября получены от В. Больцевича из Польши масонские нагрудники, шарфы, знаки, ордена на сумму 216 рублей35, в 1904 г. 15 февраля – 2 масонские грамоты по 10 рублей за штуку от Больцевича36 и многие другие масонские предметы. Из переписки с коллекционером-любителем Иваном Топорковым, владельцем асфальтового завода из Сызрани, продолжавшейся с 1907 по 1913 г., видно, что предлагалась масонская коллекция отца, коллекция книг, которая собиралась отцом Топоркова и «встала ему около 4 тысяч», в 1913 г. эта коллекция Бурылиным была куплена за 2500 рублей со шкафами и книгами37.

После Октябрьской революции Бурылин продолжает работать над пополнением коллекции. Так, в 1918—1923 гг. им была собрана большая коллекция ценных бумаг и бумажных денег разных городов, банков, правительств, частных учреждений России того времени38.

В этой работе обозначены далеко не все источники поступлений предметов нумизматики, а лишь значимые имена нумизматов – исследователей и любителей, известные и выявленные по переписке на сегодняшний день.

С конца 1920-х гг. начался процесс передачи предметов из Ивановского музея в Госфонд, другие музеи. В 1930 г. на афинажный завод отправлено около 600 предметов (среди них были монеты, ордена, значки). В 1930 г. была отправлена в «Антиквариат» для реализации масонская коллекция (установлена цена около 40 тысяч рублей). В дальнейшем стало известно, что эта коллекция не была продана, а поступила в музейный фонд Государственного Эрмитажа, а из этого фонда – в собрание Эрмитажа, и 100 предметов из нее – в Государственный музей истории религии. В 1956 г. в Эрмитаж из обменного фонда музея было передано в общей сложности более 7300 монет, в Русский музей – 49 русских медалей и жетонов и 130 монет. Ильинскому районному музею передано более тысячи монет и медалей, в Ивановский областной художественный музей – 69 предметов нумизматики.

На сегодняшний день, несмотря на некоторые передачи в другие музеи, собрание нумизматики ИГИКМ имени Д. Г. Бурылина является весьма ценным и представляет интерес для исследователей. С нумизматическими коллекциями музея в разное время работали известные ученые-нумизматы, сотрудники Государственного Эрмитажа А. Н. Зограф (в архиве хранятся его черновые тетради с описями монет и медалей, поступивших из собрания Я. П. Гарелина)39, в 1950-е гг. – А. А. Быков и сотрудник Русского музея А. А. Войтов, благодаря которому были составлены описи на некоторые коллекции нумизматического фонда. Зав. отделом нумизматики ГИМа Н. Д. Мец, познакомившись с музейной нумизматической коллекцией, в письме от 13.11.1959 г. написала в адрес музея такие строки: «Ваша коллекция единственная в своем роде – гордитесь!» В 2000-х гг. в музее, благодаря помощи научных сотрудников отдела нумизматики Эрмитажа Н. В. Ивочкиной, Г. Б. Шагуриной, Ю. Л. Дюкова, В. В. Гурулевой, была проведена исследовательская работа в области дальневосточной и античной нумизматики, изучались ближневосточная и византийская коллекции монет музея. Все специалисты отмечали, что нумизматическое собрание музея, основную часть которого составляет бурылинская коллекция, остается одним из значительных и интересных собраний музеев России.

Примечания

1. ГАИО. Ф. 205. Оп. 1. Д. 12. Л. 2.

2. Там же. Д. 125. Л. 3—6.

3. Там же. Д. 148. Л. 713.

4. Московское нумизматическое общество.

5. ГАИО. Ф. 205. Оп. 1. Д. 148. Л. 537.

6. Там же. Л. 582.

7. Там же. Д. 122. Л. 10.

8. В их числе: 4 – на открытие памятника Александру III, 3 – на открытие памятника Скобелеву, 5 разных – на юбилей 1812—1912 гг.

9. ГАИО. Ф. 205. Оп. 1. Д. 122. Л. 28, 32.

10. Там же. Л. 39.

11. Там же. Л. 41, 42.

12. Там же. Д. 86. Л. 6.

13. Там же. Л. 2.

14. Там же. Д.  148. Л. 207, 208.

15. ИГОИРМ 80631/80.

16. ИГОИРМ 80631/85, 69.

17. ГАИО. Ф. 205. Оп. 1. Д. 144. Л. 10.

18. Там же. Д. 112. Л. 48.

19. Там же. Л. 68.

20. Там же. Л. 67.

21. Там же. Л. 56.

22. Там же. Д. 148. Л. 257.

23. Там же. Д. 112. Л. 24, 21, 66.

24. Там же. Л. 36.

25. Там же. Л. 45.

26. Там же. Л. 44.

27. Там же. Л. 41.

28. Там же. Л. 35.

29. Там же. Л. 38.

30. Там же. Д. 148. Л. 670.

31. Там же. Д. 136. Л. 21.

32. Там же. Л. 15.

33. Там же. Д. 103. Л. 2, 3.

34. Там же. Л. 1.

35. Там же. Д. 148. Л. 73.

36. Там же. Л. 290.

37. Там же. Д. 134. Л. 5, 12.

38. Там же. Д. 148. Л. 211, 317—320, 410, 518, 589.

39. Там же. Л. 375—377.

 

© Н. Н. Тимошина

Н. А. Рыжикова
(Ивановский областной художественный музей)

КОЛЛЕКЦИЯ Д. Г. БУРЫЛИНА В СОБРАНИИ
ИВАНОВСКОГО ХУДОЖЕСТВЕННОГО МУЗЕЯ
Проблемы реконструкции

В 1959 году в Иванове на основе коллекций областного краеведческого музея был образован художественный музей1. Передача на постоянное хранение более 16 тысяч экспонатов по коллекционным спискам была оформлена актом № 1829 от 2 июля 1961 года. Источники поступления музейных предметов в ИОКМ, в том числе их принадлежность коллекции Д. Г. Бурылина, в списках не были указаны.

Попытка реконструкции коллекции Д. Г. Бурылина в составе ИОХМ как самостоятельная исследовательская проблема обозначилась в середине 1990-х годов в контексте всеобщего интереса к истории отечественного, в том числе провинциального, собирательства. При этом на сегодняшний день полное и точное установление ее объема и численности не представляется возможным в силу объективных причин, к которым прежде всего отнесем: 1) ограниченный потенциал идентификации музейных предметов по «прижизненным» собирателю документальным и визуальным источникам; 2) отсутствие в ИОХМ первичной учетной документации переданных коллекций.

Так, в Каталоге выставки древностей и редкостей2 (1903) традиционно представлен лаконичный перечень экспонатов без описания, атрибутивных данных, отчего можно (за редким исключением) лишь предполагать, какая конкретная вещь имеется в виду. При установлении визуального соответствия предметов по фотографиям, сохранившим первозданный облик залов Музея промышленности и искусства, необходимо учитывать, что фото были сделаны после приобретения Бурылиным коллекции А. Л. Дурова в 1913 году3. Из этой коллекции в ИОХМ происходят некоторые древнеегипетские и античные памятники, целый ряд предметов русского и восточного прикладного искусства, множество произведений изобразительного искусства и скульптуры (в том числе живопись и рисунки В. Г. Перова, И. И. Шишкина, В. Е. Маковского, И. К. Айвазовского, Л. Ф. Лагорио, В. Д. Поленова, скульптура И. Н. Жукова, Б. М. Микешина и др.).

Из ИОКМ в художественный музей поступило более 3 тысяч предметов из дерева, кости, фарфора, керамики, стекла, металла, ткани. В свое время они составили основу нескольких коллекций – ДПИ, скульптуры, драгоценных металлов. Нужно принять во внимание, что в период 1919 г. – 1920-е годы в Иваново-Вознесенский губернский музей попали художественные ценности, предметы обстановки и быта из национализированных особняков и усадеб местных купцов, дворянства, буржуазии. Поэтому нельзя однозначно причислить к собранию Д. Г. Бурылина все переданные из ИОКМ предметы мебельного убранства, бронзу, скульптуру, фарфор, художественное стекло.

Представляется логичным при попытке восстановления бурылинского наследия в составе ИОХМ ориентироваться на комплексы предметов, в основу комплектования которых положен коллекционный принцип. Таковыми в музее являются собрания памятников культуры и искусства Древнего мира, коллекции резной кости, предметов из серебра, так называемая «восточная коллекция» Бурылина, собрание рисунков, печатной графики и книг.

В собрании памятников Древнего мира (Египет, Греция, Рим) учтено 756 предметов (включая некоторое число современных Бурылину подделок). Подлинные предметы были установлены ведущими специалистами из столичных музеев России и датируются временем от периода египетского Среднего царства (XXI—XVIII вв. до н. э.) до Римского периода (30 г. до н. э. – 325 г. н. э.). Раритетными в коллекции являются египетская мумия и два деревянных саркофага, канопы, небольшие фаянсовые статуэтки ушебти, скульптурные изображения египетских богов (Амон, Осирис, Исида с Гором, Бастет); греческая вазовая роспись и терракота, римская керамика и стекло, помпейские мозаики («Горгона Медуза» и «Петух»), античные надгробия, скульптурный портрет Фаустины II.

Из собрания Д. Г. Бурылина происходит высоко оцененная специалистами коллекция резной кости, насчитывающая более 300 произведений. В ней представлено небольшое, но уникальное собрание немецкой школы резчиков XIX века – массивные, оправленные в серебро декоративные кружки, олифанты из целого слонового бивня, створчатые фигурные реликварии. Более многочисленны изделия из моржовой кости конца XVIII – первой трети XIX века холмогорских резчиков – настольные бюро и комодики, ларцы-теремки, шкатулки, коробки для рукоделия, объемные многофигурные композиции, коллекция шахмат.

К наследию Д. Г. Бурылина относятся около 500 памятников русского серебряного дела, представленного ведущими центрами и мастерами XVIII – начала ХХ столетия. Это жалованные ковши, кубки, стаканы, чарки, предметы быта и православного культа, ювелирные украшения и пуговицы.

К началу ХХ века в собрании Д. Г. Бурылина выделилась крупная и разноплановая коллекция предметов культа и быта стран Востока – так называемая «восточная коллекция». В различных фондах ИОХМ (живопись, рисунок, ДПИ, скульптура, драгоценные металлы, лаки) учтено более 1 300 произведений XVIII – начала XX в.; это самое значительное собрание среди провинциальных музеев Центральной России. Широко представлены ремесленные изделия, этнографические материалы, культовые предметы различных религиозных конфессий (ислам, буддизм, ламаизм, даосизм, индуизм), дающие богатый материал для изучения религии и культуры Востока.

Среди произведений прикладного искусства мусульманских стран преобладают изделия персидских и среднеазиатских торевтов. Украшенные арабесковым орнаментом медные и латунные узбекские кувшины, сосуды для омовения, котлы, самовары, чайники изготовлены в Бухаре, Хиве, Карши, Шахрисабзе, Самарканде. Некоторые сосуды датированы, содержат надписи (выдержки из Корана), имена мастеров или владельцев посуды. Основная часть коллекции ювелирных украшений из серебра выполнена в среднеазиатском регионе, на Кавказе и мусульманском Поволжье – браслеты, перстни, височные подвески, татарские накосники («чулпа»), массивные пряжки и пояса. Представлены этнографические материалы и предметы культа – кешкули (сумки странствующих монахов-дервишей), подставки для Корана («лавх»), пеналы («калямданы») для хранения письменных принадлежностей, табакерки («носковок») и кальяны («чилим») из специально выращенных тыкв, керамическая посуда из Самарканда, Бухары, Ферганской долины, Хорезма. Большой редкостью для провинциального собрания являются четыре портрета персидских шахов сефевидской и каджарской династий. Специалисты из Эрмитажа полагают, что портреты выполнены во второй половине XIX века, а в качестве образцов использовались более ранние изображения.

Искусство Дальнего Востока представлено предметами культа и быта эпохи правления династии Цин (Китай) и периодов Эдо и Мэйдзи (Япония). В этнографическом плане интерес представляют китайская и монгольская вышитая обувь, головные уборы, аксессуары (веера, бамбуковые зонты, очки, спиночесалки, курительные трубки, дорожные столовые приборы из цевки и кожи «галюшá»), чайницы из папье-маше, фарфоровая и бронзовая посуда, поделки из мыльного камня (агальматолита). Графическое собрание составляют китайские акварели на рисовой бумаге, поздняя японская ксилография и макимоно (рисунки на бумаге и шелке).

Предметом гордости ориентальной коллекции Д. Г. Бурылина было собрание восточной религиозной пластики и храмовых принадлежностей, его основная часть хранится в художественном музее. Коллекция насчитывает 245 скульптур и несколько десятков культовых предметов из Японии, Китая, Тибета, Монголии, Индии. Различные по величине фигуры божеств выполнены из меди, бронзы, серебра, дерева, камня, керамики. Ядро собрания составляет тибетская и монгольская пластика. Это изображения Будды Цзонхавы, Амиды, Майтрейи, Авалокитешвары и его женских эманаций – Белой, Желтой и Зеленой Тары (божества сострадания и милосердия), а также божеств буддийского пантеона – Докшиты, бодхисатвы, божеств войны, счастья, медицины, богов стихий, священных животных. К культовым принадлежностям относятся парные алтарные вазы и чаши, курильницы, подсвечники, священные зеркала, гонги, трещотки и другие музыкальные инструменты для богослужения.

В ИОХМ было передано более 9 тысяч произведений русской и зарубежной графики – рисунки, акварели, резцовые гравюры, офорты и литографии, среди которых – отдельные листы, графические сюиты, серии, более 60 книг и альбомов. Коллекция была инвентаризирована и систематизирована в 1980—90-е годы. География собрания включает произведения многих школ русской и европейской гравюры XVI—XIX столетий (Италия, Франция, Великобритания, Германия, Австрия, Нидерланды, Польша, Швейцария, Швеция и др.). Собрание неоднородно по художественной ценности, более половины листов пока значатся как произведения монограммистов и неизвестных художников. Жанрово-тематический диапазон потрясающе обширен: гравированные копии с картин знаменитых художников; портреты царствующих особ, исторических персонажей и безвестных лиц; бытовые, мифологические и религиозные сюжеты; видовые гравюры, городские достопримечательности и батальные сцены; русский церковный лубок; карикатуры и модные картинки; учебные пособия по рисованию и различным наукам; афиши, плакаты и календари; орнаменты, заставки, виньетки различных эпох и стилей и многое другое.

Долгое время в ИОХМ принадлежность старинных рисунков и гравюр коллекции Д. Г. Бурылина признавалась априори и не подвергалась сомнению. Однако со временем выяснилось, что источники происхождения большинства экспонатов графической коллекции нужно уточнять по первичной учетной документации ИГИКМ: часть произведений имеет наклейку некоего Художественно-исторического музея с инвентарным номером; на других – штамп с номерами ИОКМ и аббревиатурами отделов Иваново-Вознесенского губернского музея. Безоговорочно принадлежащими бурылинскому собранию можно считать ту часть рисунков и графических листов, где сохранился штамп «Библиотека музея Д. Г. Бурылина», проставленный в 1914—1917 годах, либо стоит автограф собирателя. Количество таких рисунков и гравюр не подсчитывалось. Среди них встречаются редкие вещи – гравюры нидерландской школы XVI—XVII вв.; французская, немецкая и итальянская графика XVII—XIX вв. (альбом «Виды Рима» 1686 г., особо ценные листы Дж.-Б. Пиранези, Пиранези-младшего, Л. Россини). В собрании русской печатной графики выделяются произведения И. Берсенева, М. Козловского, Ф. Толстого. Из библиотеки Музея Бурылина происходит оригинальная коллекция игральных карт XVIII – начала XX столетия из России, стран Западной Европы и Азии – 156 карточных колод.

Проблема реконструкции культурного наследия Д. Г. Бурылина включает не только формальное восстановление объема его собрания во всей полноте. В числе приоритетных задач – включение музейных предметов в экспозиционную практику и научный оборот. Однако умышленное забвение имени иваново-вознесенского собирателя в течение долгих лет, пренебрежительное отношение к его наследию, ненадлежащие условия хранения еще во времена, предшествовавшие образованию ИОХМ, а затем неоднократные переезды и перемещения коллекций привели к значительному ухудшению сохранности экспонатов. Так, из восточного собрания и коллекций прикладного искусства реально можно экспонировать лишь десятую долю вещей, остальные нуждаются в реставрации. Многие листы графической коллекции надорваны, загрязнены, измяты, со следами водных затеков, пятнами различного происхождения. Накрученные на валы монументальные живописные полотна, в начале ХХ века украшавшие Белый зал Музея промышленности и искусства, нынешнее поколение зрителей может не увидеть. В 1980—90-е годы ИОХМ имел возможность реставрировать вещи на бесплатной основе (лубок, русскую графику), при этом реставрация длилась десятилетиями. В рамках Федеральной целевой программы «Культура России» в 2000-е годы была реставрирована основная часть коллекции холмогорской кости. Реставрация произведений в настоящее время – дорогостоящий процесс, и если эта работа не будет финансироваться, виртуальный музей Д. Г. Бурылина воистину приобретет статус «воображаемого».

Еще одна актуальная тема – научное освоение наследия собирателя. Наличие в ИОХМ таких своеобразных и разноплановых коллекций, как памятники культуры и искусства Древнего мира, восточное собрание, западноевропейская гравюра, требуют особых знаний и привлечения специалистов для того, чтобы исследователи, а впоследствии и зрители, могли получить качественную и достоверную информацию о предмете. В настоящее время многие произведения находятся в процессе изучения, предполагающего возможности новых открытий, изменения в атрибуции, выяснение биографии отдельных экспонатов собрания.

Примечания

1 Ивановский областной художественный музей образован 19 мая 1959 г. на основании распоряжения Совета министров РСФСР № 8470-Р от 09.12.1958 г., приказа Министерства культуры РСФСР № 810 от 26.12.1958 г.

2 Каталог выставки древностей и редкостей из собрания Д. Г. Бурылина. Иваново-Вознесенск: Типо-Литография А. И. Дилигенского, 1903.

3 Дуров Анатолий Леонидович (1864—1916) – знаменитый цирковой артист, художник-любитель, коллекционер. Выступал в воронежском цирке Труцци как клоун и дрессировщик животных. В 1913 г. Д. Г. Бурылин приобрел у Дурова все экспонаты его музея из усадьбы Кермени под Воронежем. См.: Каталог музея Анатолия Леонидовича Дурова. Воронеж: Типо-Лит. «Т-ва Н. Кравцов и К°», 1911.

 

© Н. А. Рыжикова


При использовании материалов сайта в газетах, журналах и других печатных изданиях обязательно указание первоисточника;
при перепечатке в интернете – обязательна прямая ссылка на сайт http://yepisheva.ru © 2014